Вера и жизнь

Каждый раунд борьбы за альтернативу электронным документам давался очень нелегко. Приходилось спорить с высокими чинами аппарата правительства и экономических ведомств, депутатами Госдумы. Постоянно звучали обвинения в «ретроградности» и иррационализме, причем подчас их поддерживали не только светские, но и церковные публицисты – сторонники «Православия с человеческим лицом». «Сколько людей не примут электронную карту»? – спрашивали меня в разных кабинетах. Отвечал, что десятки тысяч. «Это же старики, – часто звучало в ответ. – Зачем ради них тратиться на альтернативные бумажные паспорта»? В общем, наилучшим «решением проблемы», по мнению некоторых чиновников, стало бы естественное вымирание «отсталых» стариков. Однако от электронных документов отказываются и многие молодые люди – учащиеся, военнослужащие. Об этом некоторые наши «партнеры» по переговорам не хотели даже слышать. Интересно, что технически параллельное хождение электронных и бумажных документов не раз признавалось вполне возможным и не таким уже дорогостоящим – об этом мне говорил, например, гендиректор «Гознака» Аркадий Трачук. Однако кому-то очень хотелось сделать систему электронных документов всеохватывающей – без малейших изъятий.

Прекрасную позицию, впрочем, заняла начальница всемогущего Государственно-правового управления Президента России Лариса Брычева, написавшая в 2014 году в ответ на обращение Патриарха Кирилла к главе государства: «Любые формы принуждения людей к использованию электронных идентификаторов личности, автоматизированных средств сбора, обработки и учета персональных данных, личной конфиденциальной информации недопустимы. <…> Граждане Российской Федерации должны иметь право выбора получать документы, удостоверяющие личность, в виде пластиковых электронных карточек или на бумажных носителях, с использованием электронных носителей информации или без таковых». На этот ответ мы потом очень успешно ссылались в переговорах с чиновниками.

Тема отказа от электронных документов возникает вновь и вновь: власти и близкие к ним коммерсанты периодически начинают развивать проекты стопроцентного охвата населения новыми средствами идентификации, а люди, узнав об этом, начинают протестовать. И возникает вопрос: если проект не допускает неучастия даже 50–100 тысяч человек, не говорит ли это в принципе о его тоталитарности?

* * *

Предметом постоянной душевной боли для меня были отношения Церкви и государства на Украине. Иерархия Украинской Православной Церкви, которая является самоуправляемой частью Московского Патриархата (есть в стране и неканонические «православные» группы – одну из них возглавляет уже упомянутый в первой главе Филарет Денисенко), почти в полном составе придерживалась традиции быть вместе с любой властью. Это продиктовано всей историей Украины, в которой часто менялись векторы развития. Высшие церковные чины там пели дифирамбы и польским панам, и Мазепе, и русским царям, и «белым», и «красным», и гитлеровскому рейхскомиссару Коху, и «вождю народов», и быстро сменявшим друга президентам постсоветской поры. Денисенко был ярчайшим примером политической «гибкости». Человек, в высшей степени лояльный советской власти и даже подозревавшийся в хранении «партийной кассы», переданной ему Кравчуком при распаде СССР, ярый борец с украинским национализмом, он быстро переметнулся в лагерь «национально свидомых» борцов с российским влиянием.

В 1992 году он поставил перед Архиерейским Собором Русской Православной Церкви вопрос об автокефалии, то есть о полной церковной независимости Украины. На Соборе при помощи обвинений в открытом сожительстве с некоей дамой его уговорили от этой идеи отказаться. Но, вернувшись в Киев, Денисенко взял свои слова обратно и объявил себя «Киевским патриархом», надев соответствующий головной убор – куколь, который, по слухам, он пошил себе еще к Поместному Собору 1990 года, избравшему Патриарха Алексия II. «Кукольный театр», – сказал тогда по этому поводу многомудрый Валерий Чукалов, завканцелярией ОВЦС.

В начале девяностых униаты и сторонники Филарета стали отнимать у канонической Православной Церкви храмы – многими тысячами. Конечно, часть общин переходила в унию и околоправославные расколы добровольно – речь шла опять же о «национально свидомых» людях. В основном это были жители трех западных областей и интеллигенция крупных городов, прежде всего Киева. Но подчас традиционные православные общины храмы отдавать не хотели, и тогда в ход шел авторитет депутатов, глав городов и регионов. Иногда главным аргументом становились крики «Геть московских попiв», железные прутья, «навал» на церковные ворота и двери. В этих условиях многие архиереи начали резко протестовать, не только приезжая в Москву, но и выступая в Киеве, Львове, Ровно.