Вера, или Нигилисты

Вера. Мне сподручнее кинжал; так не будет промашки. (Берет кинжал.) Я заколю его в сердце, так же, как он заколол меня. Предатель, бросивший нас ради лент, тряпок и безделушек, лгавший мне каждый раз, когда приходил сюда, и забывший про нас, как только взошел на трон. Михаил был прав: он не любил ни меня, ни народ. Если бы я была матерью и выносила сына, то отравила бы собственное молоко, лишь бы он не вырос и не стал предателем или царем.

Князь Павел что-то шепчет председателю.

Председатель. Да, князь, так будет лучше. Вера, сегодня царь будет ночевать в своем покое в северном крыле дворца. Вот ключ от потайной двери; тебе назовут пароль для стражи. Его собственные слуги будут усыплены нашим зельем. Тебе никто не помешает: он будет один.

Вера. Вот и хорошо. Я не подведу.

Председатель. Мы будем ждать под дворцовым окном на Исаакиевской площади. Когда часы на Никольской башне пробьют полночь, ты подашь нам знак, и мы поймем, что жалкий тиран убит.

Вера. Какой знак?

Председатель. Брось в окно окровавленный кинжал...

Михаил. ...обагренный кровью изменника.

Председатель. Иначе мы поймем, что тебя схватили, прорвемся во дворец и отобьем тебя у охраны.

Михаил. А заодно убьем его.

Председатель. Ты поведешь нас, Михаил?

Михаил. Да, я поведу вас. Смотри, Вера Сабурова, чтобы рука не подвела тебя.

Вера. Глупец, разве трудно убить врага?

Князь Павел (в сторону). На моей памяти это девятый заговор. Каждый раз они заканчивались voyage en Siberie[12] для моих соратников, а я получал очередной орден.

Михаил. Это ваш последний заговор, князь.

Председатель. Итак, полночь и окровавленный кинжал.

Вера. Да, обагренный кровью лживого сердца. Я не забуду. (Стоит посреди сцены.) Задушить любые природные порывы, не любить и не быть любимой, не давать себя жалеть и не иметь жалости... да, это клятва, клятва! Кажется, дух Шарлотты Корде сегодня наполнил мою душу. Я впишу свое имя на скрижалях истории и буду числиться среди великих героинь. О да! Дух Шарлотты Корде наполняет мое естество и направляет руку для удара, как я сама склонила свое сердце к ненависти. Пусть он улыбается во сне — я не дрогну. Пусть он мирно спит — я не промахнусь. Радуйся, брат мой, в своей тесной камере; радуйся и улыбайся сегодня ночью. Скоро этот новоявленный царь отправится по кровавой тропе в преисподнюю и встретится там со своим отцом. О этот царь! О изменник, лжец, клятвопреступник, обманувший меня! Изображал патриота среди нас, а теперь носит корону; продал нас за тридцать сребреников, как Иуда, наградил предательским поцелуем! (С еще большей страстью.) О Свобода, могучая мать вечной жизни, твои одежды красны от крови тех, кто умер за тебя! Той престол — народная Голгофа, твоя корона, терновый венец. О распятая мать наша, деспот забил гвоздь в твою правую руку, а тиран — в левую! Их злое железо пронзает твои ноги. Когда ты страдала от жажды, то попросила воды у своих мучителей, и они дали тебе горькое питье. Они пронзили твой бок копьем. Век за веком они смеялись над твоими муками. Здесь, на твоем алтаре, о Свобода, я клянусь служить тебе: делай со мной, что пожелаешь! (Потрясает кинжалом.) Теперь все кончено, и я клянусь твоими святыми ранами, о распятая мать Свобода, что Россия будет спасена!

Занавес

АКТ 4

Сцена: Прихожая перед царским чертогом. Позади большие окна, завешенные портьерами.

На сцене князь Петрович, барон Рафф, маркиз де Пуаврар, граф Рувалов.

Князь Петрович. Наш молодой государь хорошо начинает.

Барон Рафф (пожимает пленами). Все молодые цари хорошо начинают.

Граф Рувалов. И плохо кончают.

Маркиз де Пуаврар. Что ж, мне не стоит жаловаться. По крайней мере, он оказал мне одну добрую услугу.

Князь Петрович. Полагаю, отменил ваше назначение в Архангельск?

Маркиз де Пуаврар. Вот именно. Там я ни минуты бы не чувствовал себя в безопасности.

Входит генерал Котемкин.

Барон Рафф. О, генерал! Какие новости от нашего романтичного юного императора?

Генерал Котемкин. Вы совершенно правы, барон, когда называете его романтиком. На прошлой неделе я видел, как он развлекался в мансарде с труппой бродячих актеров; теперь по его прихоти всех каторжников надобно вернуть из Сибири, а политических заключенных, как он их называет, велено амнистировать.

Князь Петрович. Политические заключенные? Да половина из них не лучше, чем обычные убийцы!

Граф Рувалов. А другая половина еще хуже!

Барон Рафф. Вы неверно судите о них, граф. Оптовая торговля всегда была прибыльнее, чем розничная.