Вера на марше

Он закрыл дверь, а я стоял ошеломлённый. Я думал об этом всё снова, очень серьёзно, и молился об этом, пока не сказал ему, что я был бы счастлив делать всё, что в моих силах, чтобы помогать ему.

Это было незадолго до того, когда он совершил свою последнюю проповедническую поездку. Перед этим он написал письмо, согласно которому мы тогда назначили глав различных отделов, перечислив их обязанности, и довёл до их сведения, что «А. Х. Макмиллан несёт полную ответственность за офис и Дом Вефиля во время моего отсутствия. Всё, что он скажет, вы должны выполнять, и не имеет значения, согласны вы с этим, или нет. Если он скажет что-то неправильное, я поговорю с ним, когда вернусь домой». Потом он дал мне копии всех писем и сказал: «У тебя основа организации. Иди и работай».

Этот вопрос был для меня тяжёлым бременем в течение двух месяцев перед выборами. Очевидно, что Расселл ожидал, что дело будет двигаться вперёд. Я был готов помогать ему во время его отсутствия, но мысль о том, что на мне лежит всё управление целой организацией, ужасала меня. Я отклонял её.

Кто-то сказал мне: «Мак, у тебя есть все шансы получить его. Ты был специальным представителем Расселла, когда он уезжал, и он говорил всем нам, чтоб мы поступали так, как ты скажешь. Что ж, он уехал, и больше никогда не вернётся. Похоже, ты — человек, которому следует нести эту ношу».

«Брат, — сказал я, — всё не так, как кажется. Это дело Господа, и только он видит, какое назначение в Организации кому подходит, а я уверен, что я не тот человек, который годится для этой работы».

Избран новый президент

Перед нами всё ещё стоял вопрос: кто возглавит дело? Однажды Ван Амбург подошёл ко мне, и сказал: «Брат, как ты думаешь, кого мы должны избрать президентом?»

Я ответил: «Есть единственный человек, который компетентен и обладает качествами, чтобы взяться за эту работу, это брат Рутерфорд».

Он взял меня за руку и сказал: «Я с тобой». Это всё, что было об этом сказано.

Рутерфорд не знал о том, что происходит. Конечно же, он не проводил никаких предвыборных агитаций и сборов голосов, но я полагаю, он испытывал волнение, думая, что если бы он был избран, в его руках было бы грандиозное дело.

6 января 1917 года Рутерфорд был избран президентом. В наших умах не было никаких сомнений, что в этом выборе была воля Господа. Ясно, что Рутерфорд сам ничего для этого сделать не мог. У. Е. Ван Амбург был избран секретарём-казначеем, а А. Н. Пирсон — вице-президентом. Директоров не выбирали, т. к. они были выбраны Расселлом пожизненно. Он мог это сделать, согласно уставу, их следовало переизбирать на эту должность каждый год, как мы узнали позже.

Большинство тех, кто был тогда связан с организацией, тепло приветствовали Дж. Ф. Рутерфорда на его новой должности управляющего делами Общества. Но с самого начала было очевидно, что некоторые, особенно во всемирном центре, были в негодовании. Некоторые видели в себе преемников Расселла и считали, что они сами больше подходят на должность президента. Тот факт, что Рутерфорда поддержали акционеры Общества, и что он прикладывал все усилия, чтобы следовать устройству, созданному Расселлом, когда он был президентом, казалось, не имел для них значения.

Действительно, Рутерфорд во всём отличался от Расселла. Это объяснялось их различным происхождением. Точно известно, что быт Расселла определённо повлиял на его темперамент. Его отец было довольно зажиточным человеком, и сын был идеалом его сердца. Он рос в роскоши и в атмосфере отеческой любви, хотя его мать умерла, когда он был довольно молод. Казалось, что всё, чему его учили, он получал, чтобы платить тем же, и так он развил дух кротости и любви. В свой адрес он никогда не слышал никакой грубости. Он унаследовал такое поведение, и его отец до самого конца взращивал это.

Когда он стал взрослым и начал сотрудничать с другими людьми в проповеднической деятельности, его характер продолжал формироваться. В некоторых случаях ему нужно было быть жёстким с некоторыми людьми в организации, но он был чрезвычайно великодушным, долготерпеливым и добрым в тех случаях, когда он надеялся, что всё ещё может быть исправлено. Но, несмотря на своё великодушие и доброту, он ни в коем случае не был терпимым. Он бы никогда не терпел ничего, что было в противоречии с тем, чему, как он точно знал, учит Библия. Он был так строг в этом вопросе, что никогда не пошёл бы на компромисс в вопросах истины.