Читаем Вера на марше полностью

15 июня 1917 года для того, чтобы провести мобилизацию на воинскую службу, издали Закон о призыве, в котором также оговаривалось, что мужчины, чья совесть не позволяет им участвовать в войне из-за религиозных убеждений, могут получить освобождение от военной службы. Многие молодые люди написали в Общество Сторожевой башни и спросили судью Рутерфорда, что им делать. Он отказался давать прямые советы, но при этом заявил: «Если совесть не позволяет вам участвовать в войне, статья 3 Закона о призыве даёт вам возможность использовать этот документ и получить освобождение. Вам следует зарегистрироваться и подать прошение об освобождении, изложив причины, и призывная комиссия рассмотрит ваше прошение». Он никогда ничего не делал, кроме того, что советовал им воспользоваться Законом Конгресса. На него сильно давили, чтобы он сделал больше. Много молодых людей призывного возраста, которые сотрудничали с Обществом Сторожевой башни, Библий и трактатов, были высланы из-за вопроса совести в лагерь Аптон (Лонг-Айленд, Нью-Йорк). Этот армейский лагерь находился под руководством генерала Джеймса Франклина Белла.

Белл лично приехал в офис Дж. Ф. Рутерфорда и старался заставить его написать письмо с инструкциями для этих молодых людей исполнять любую службу, какую им назначат, даже если она будет за морем. Рутерфорд отказался, указав на то, что это личное дело каждого. Его ответ разозлил генерала Белла.

Позже Рутерфорд вместе с Ван Амбургом посетили генерала Белла в лагере Аптон. Там генерал Белл в присутствии своего помощника и двух работников Общества Сторожевой башни сделал потрясающее признание, о котором Рутерфорд через несколько лет упомянул в одном издании. Белл рассказал о конференции большого числа представителей духовенства в Филадельфии в 1917 году. Эти люди назначили комитет, чтобы послать его в Вашингтон и настоять на пересмотре Закона о воинской повинности и Закона о шпионаже. Они выбрали Джона Лорда О'Браена из департамента юстиции для представления законопроекта, согласно которому можно было бы все дела, связанные с нарушением Закона о шпионаже, отправлять в военный суд, и мерой наказания была смертная кара. Белл в раздражении заявил: «Этот законопроект не прошёл, потому что ему помешал Вильсон, но мы знаем, как подкопаться к вам, и мы собираемся это сделать!»

Обвинение в противодействии призыву

В это же время, по требованию генерального прокурора, Конгресс внёс поправки в Закон о шпионаже, чтобы сделать его более эффективным против распространения пропаганды. Однако постановление, названное Французской поправкой, было представлено для того, чтобы освободить от Закона о шпионаже любого, кто признаёт «что есть истина, высказываемая из правильных побуждений, во имя окончательной справедливости». Это постановление было принято Сенатом после долгих дебатов для того, чтобы уберечь от наказания, как бунтарей, тех, кого обвиняли, по словам Сената, в честном критицизме. Позже, по примеру Департамента юстиции, Белый дом и Сенат, обговаривая другие поправки к Закону о шпионаже, устранили Французскую поправку, рекомендуя Конгрессу, чтобы Закон о шпионаже вышел без неё. Когда отчёт об обсуждении был представлен Сенату, в нём говорилось, что включение Французской поправки очень сильно усложнит установление признака вины. Письмо, которое можно прочитать в «Стенограмме конгресса» от Джона Лорда О'Браена, специального помощника генерального прокурора, резко высказывается против неё. Он пишет:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное