Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой)

- Нет, слава Богу, ничего. То, что меня испугало, был только сон, ужасный сон. Мне казалось, что я умираю. Быть может, это было предостережение свыше?… - добавил он тихо.

Глава восьмая

В следующий вечер нетерпение Беклешова привело его к Громовым ранее, чем обычно. Ему не терпелось начать плести сеть, в которую он рассчитывал поймать ценную добычу. Долго ждать он не умел, это было противно его натуре. Он должен был действовать, пока ясно видел фарватер.

Ему пришлось звонить дважды, пока открыли дверь. Не задерживаясь, он начал подниматься по хорошо знакомой лестнице.

- Борис Иванович, - крикнул ему швейцар, - что вам угодно?

- Глупый вопрос, - ответил Беклешов раздраженным тоном.

- Мария Дмитриевна с молодыми дамами уехали в театр и еще не вернулись, - сообщил швейцар.

Борис топнул от злости ногой. Но, когда он собрался спуститься, швейцар сказал с хитрой ухмылкой:

- В гостиной одна Любовь Степановна. Я слышал, они несколько минут назад на фортепьяно играли.

Дважды Борис не заставил повторять эту новость. Он поспешил наверх. Старый слуга усмехнулся ему в спину.

Борис подумал, что этот счастливый случай - сам знак судьбы, так как уже много месяцев он не мог наедине поговорить с барышней. Сейчас это было очень важно, так как в его плане ей отводилась главная роль. Оставались считаные минуты побыть с ней наедине. Нужно было ими воспользоваться, чтобы успеть сделать как можно больше.

Он бесшумно открыл дверь гостиной. Но Любочка услышала шорох. Она быстро повернулась к нему. При виде любимого человека лицо ее осветилось. Покраснев, она пошла ему навстречу и подала руку.

- Почему вы дома одна, Любочка? - спросил он доверительно и тепло пожал ей руку.

Согласно русскому этикету, он должен был бы обращаться к ней «Любовь Степановна». Она покраснела еще больше, но не от смущения, а от радости, поняв, что это знак расположения.

- Я весь день чувствовала себя неважно, - отвечала она, - и решила спокойно остаться дома до чая и не ехать со всеми в театр. Мы определенно надеялись вас сегодня видеть, Борис Иванович.

Она не могла отказать себе в том, чтобы сделать ему этот тонкий намек, так как кто знает, когда еще придется с ним говорить наедине.

- Я вдвойне счастлив, - отвечал Борис, - что пришел раньше обычного. Добрый гений подал мне эту мысль. Целую вечность я мечтал поболтать с вами наедине, моя дорогая Любочка…

Сказав это, он нежно взглянул на нее.

Любочке стало не по себе. Она почувствовала себя беспомощной от соблазняющей близости возлюбленного. Ею овладело любовное опьянение и затемнило ее сознание. Но сердце ликовало от блаженства, и она готова была слушать каждое его слово. Его речь звучала в ее ушах как ангельский голос. В первый раз она поверила во взаимность их чувств. Однако, сохраняя самообладание, она спросила с мнимой непринужденностью:

- Борис Иванович, что же это за тайна, которую вы мне можете сообщить только наедине? Если бы вы не были давним другом дома, я бы испугалась ваших слов и убежала.

- Не говорит ли вам внутренний голос о том, что я хочу сказать?

Он пододвинул свой стул ближе к ней, взял ее за руку, и его глаза пламенно зажглись.

Тут и наступил момент, о котором она говорила. Тут бы ей испугаться и убежать. Но она этого не сделала… Борис вовсе не испугал ее. Она осталась тихо сидеть и позволила ему, не сопротивляясь, взять ее руку. Но открыть ему свое сердце она не решалась и молчала.

- Вы молчите, - продолжал Борис, сделав паузу. - Ваше молчание красноречивее слов… Это говорит мне, что вы понимаете меня, моя дорогая Любочка.

Большие часы на камине пробили половину одиннадцатого.

- О, Боже! - воскликнул Борис. - Уже так поздно, а я еще ничего не сказал вам, что лежит у меня на сердце, что составляет мое счастье и одновременно несчастье. Мария Дмитриевна может в любой момент вернуться… Можем ли мы где-нибудь встретиться подальше от чужих глаз и поверить друг другу наши мысли и чувства?

- Как охотно я бы это сделала, но здесь в доме невозможно, а одна я выйти не могу. Вы можете мне писать.

- А как мне передать вам мои письма? - спросил Борис.

- Нет ничего легче. Вы знаете мою горничную, не так ли, Борис Иванович? Ей я доверяю как самой себе. Каждое утро в шесть часов она идет к заутрене в соседнюю церковь. Там вы можете подсунуть ей письмо или получить записку от меня.

- Ваша идея отлична, - отвечал Борис, - и я ею, конечно, воспользуюсь… Но написанное слово так холодно… оно не может целиком выразить чувства, переполняющие сердце… Нет, лицом к лицу, рука об руку, я прошепчу вам мои слова.

- Но как это сделать, Борис Иванович? Летом мы могли бы встретиться в саду… Сейчас, зимой и в городе, это невозможно. Боюсь, что ничего не получится, а как жаль!

На мгновение Борис, казалось, погрузился в глубокое раздумье, будто бы размышляя о том, как им встретиться. Потом хлопнул себя по лбу и радостно воскликнул:

- Я знаю! Я знаю! Как мы не подумали об этом раньше?

Любочка взглянула на него вопросительно и с любопытством.