Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства

В «Декларации независимости» <США> утверждается: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». В канун американской Гражданской войны классифицирование чернокожих мужчин и женщин в статус имущества, а не личностей, делало рабство совместимым со свободным обществом. Сегодня классифицирование водворения в психиатрический стационар в статус лечения, а не наказания, делает психиатрическое рабство совместимым со свободным обществом4.

У психиатрии никогда не было недостатка в критиках. В самом деле, история психиатрии синонимична истории так называемых психиатрических реформ. Критики настаивали и продолжают настаивать на том, что их система заботы о душевнобольных превосходит систему, господствующую в психиатрии.

Моя оппозиция психиатрии как системе социального контроля на такой подход никогда не опиралась. Я неизменно утверждал, что психиатрия, какой мы ее знаем, должна быть упразднена. Почему? По той же причине, по которой аболиционисты настаивали на упразднении рабства. Они полагали, что личная свобода — всеобщая моральная ценность, которая делает недобровольное порабощение безнравственным и противоправным, какими бы ни были действительные или придуманные выгоды от такового. Я полагаю, что недобровольная психиатрия безнравственна и противоправна, каковы бы ни были действительные или придуманные выгоды от нее. Надлежащий ответ на произвол принудительного психиатрического рабства — его упразднение, а не реформа.

Я считаю, что такая позиция не только соответствует основополагающей философии либертарианства, но и неотъемлема от нее. К сожалению, у свободы есть одно свойство: каждый считает, что для свободы годится лично он. Однако большинство людей полагают, что другие люди или члены определенных групп для свободы не подходят. В прошлом к таким «неподходящим» относили чернокожих, женщин, евреев и «извращенцев» (например, гомосексуалистов). Сегодня негодными для свободы чаще всего полагают душевнобольных.

* * *

На протяжении большей части периода с 1700 по 1900 г. психиатрия была синонимична сумасшедшим домам. Вся психиатрия ipso facto[1] была недобровольной психиатрией. Изобретение к концу XIX в. психоанализа и психотерапии породило существование бок о бок радикально отличающихся видов психиатрической помощи: недобровольной психиатрии — услуги, практикуемой в сумасшедших домах и оплачиваемой государством (налогоплательщиками), и добровольной психиатрии — услуги, практикуемой в офисе и оплачиваемой покупателем (пациентом)5. Драматические перемены в финансировании и регулировании рынка психиатрических услуг на протяжении последних десятилетий привели к разрушению и фактически исчезновению этого важного различия [между услугами в психиатрии]6.

С точки зрения экономики превращение приватной психиатрии в публичную произошло за счет перекладывания бремени расходов на услуги с индивида, обратившегося за услугой и ее получающего, на третью сторону (страховую компанию или «Медикэр»), «ответственную» за «покрытие» таковых. Такое положение дел называют «правом на психиатрическое лечение». С точки зрения закона оно произошло за счет перекладывания ответственности за причиненный ущерб с индивида как субъекта нравственного выбора на психиатра, де-факто являющегося его опекуном, ответственным за защиту индивида от самого себя, а окружающих — от индивида. Такое положение дел называют «обязанностью защищать».

До 1970-х только психиатры, работавшие в сумасшедших домах, были обязаны защищать пациента от «опасности», которую он представлял для самого себя и окружающих (на практике эту обязанность им навязывали редко). Частные психиатры, принимавшие пациентов в своих кабинетах (при этом пациенты вели свою жизнь независимо и занимали зачастую положение в обществе более высокое, чем психиатр), такой обязанности не имели. Принципы и практики деинституционализации, амбулаторного лечения и «права пациентов на психиатрическое лечение» решительно стерли границу между амбулаторными и стационированными пациентами психиатра, превратив их всех в людей, потенциально или действительно не отвечающих за собственные действия — и, следовательно, подлежащих психиатрическому принуждению. А на профессионалов психиатрического здравоохранения легла ответственность за благополучие пациентов и за их неправильное поведение, вкупе с обязанностью применять к пациентам принуждение ради их собственного блага.