Вербариум

Информация об этом происшествии даже мелькнула в немецкой прессе, а именно: в Hannoversche Allgemeine Zeitung (HAZ). Там спустя пару дней появилась статья «Не выдержал стресса», в которой газета довольно подробно и правдиво рассказала о тех событиях. Этот текст я видел собственными глазами, так что могу поручиться за его подлинность. Впрочем, равно как и за все прочие. Например, другое ганноверское издание, Wochenblatt[14], отозвалось небольшой заметкой под заголовком «Мы его упустили». Бульварный и крикливый Bild[15] ответил более истерично: «Это была последняя возможность!», на что рассудительная Financial Times Deutschland[16]заявила: «Всё в наших руках». Российский журнал Природа высказался более конкретно: «Надо искать других людей!», а Комсомолка только вздохнула: «Он был такой восприимчивый…» Тогда в разговор снова вступила ганноверская HAZ: «Не стоило связываться с телевидением!» Позицию ХАЦ полностью разделял Совершенно Секретно, который мрачно заявил: «У телеканалов свои цели, а у нас свои!» Киевские Вести, однако с этим не согласились, подпустив шпильку российскому криминальному вестнику: «Членство в СС – уголовное преступление!» Обидевшийся СС обратился к FAZ – Frankfurter Allgemeine Zeitung: «Пока мы ссоримся, время уходит». Но ФАЦ промолчала. Вместо неё неожиданно высказался Московский Комсомолец:

– Ищите среди политиков высшего звена.

Повисла выжидательная пауза. Наконец ФАЦ деликатно поинтересовалась:

– А не перегнём ли мы палку?

– Игра стоит свеч, – многозначительно ответил МК.

– Категорически возражаю! – встрял в дискуссию Stern[17]. – Мы рискуем слишком многим!

– А что скажут англоязычные? – спросила Хац. – Какого мнения придерживается Times?

Таймс не заставила себя ждать с ответом:

– Мы намерены действовать решительно.

– Целиком поддерживаю! – подхватил Индепендет. – Мы с самого начала были «за».

– Устроим всеобщее голосование? – поинтересовался Эсес.

– Это совершенно лишнее, – отреагировал непосредственный Жэньминь Жибао. – Азия поддержит в любом случае.

– Африка едина в этом вопросе, – отозвался Браззавиль.

– Латинская Америка с вами! – сообщила Кларин из Аргентины.

– Первый эксперимент оказался неудачным, – заметил Штерн. – Человеческая психика очень хрупка.

– Так реагируют обычные люди, – возразил Мэк. – Политики мыслят иначе.

– Это был наш первый блин! – весело заметил Шпигель. – Надо работать тоньше!

– Значит, сомнений быть не может, – резюмировал Бильд. – Вперёд!

– Следует договориться с интернет-провайдерами, – посоветовал Аиф. – Телеканалы потерпели неудачу…

– Интернет в будущем станет основным средством коммуникации, – подтвердила Эфтеде. – Главное – не затягивать.

– Решение принято, – подвела итоги Хац. – Надо найти объект воздействия.

– Это тоже следует поручить провайдерам, – сказал Аиф. – Они имеют влияние на людей.

– Правильный вывод, – одобрил Шпигель.

– Настала пора действовать! – воскликнула Кларин. – Люди скоро услышат о нас!

– Жизнь человечества изменится очень сильно, – подтвердила Фац.

– Нам нужно запастись терпением, – подчеркнул Мэк. – Не сразу Москва строилась…

– Главное – действовать осмотрительно, – закончил беседу Эсес.

И все остальные с ним согласились. Договорились, что интернет-провайдеры отыщут наиболее восприимчивых известных политиков и постараются оказать первое воздействие, а там уже подключатся все остальные… Риск оправдан, как заметил Аиф в личном разговоре с Эфтеде, не то человеческая цивилизация скоро окончательно выйдет из-под контроля…

Между прочим, я тут про одну очень важную вещь подумал… Трамвай номер шестнадцать ходил не до консерватории, а гораздо дальше – до самого зоопарка. Воспоминания стираются, а ведь прошло не так уж много времени. Кто сейчас скажет, как выглядели стены центральной станции метро до двухтысячного года? Вот видите. Даже собственной памяти доверять нельзя. Что уж говорить о газетах, журналах, Интернете и прочих средствах массовой информации, способных довести простого человека до форменного умоисступления…

Константин Ситников «Если я говорю языками человеческими и ангельскими…» Рассказ

1

Натянув шорты, зевая и почёсываясь, я поднялся на палубу.

Солнце оторвалось от мангровых зарослей, лёгкое облачко словно приклеилось к нему, океан был серый, стального оттенка, с неожиданно глубокими золотисто-салатными провалами.

Мы стояли на якоре в Гвинейском заливе. Слева виднелась бухта Габон с оседлавшим её Либревилем, за ним возвышались голубоватые в утренней дымке Хрустальные горы, а ещё дальше лежал невидимый отсюда Камерун.

Появился доктор. В шортах ниже колен, гавайской рубашке навыпуск и большой белой панаме, из-под которой торчал горбатый нос. Доктор был специалист по библейским языкам и находился с миссией в странах Западной Африки.