Выглядит Кристиан неважно. Мне даже делается немного стыдно за свои недобрые, отчаявшиеся мысли – как бы там ни было, паладина знатно потрепало. На рубахе следы подсохшей уже крови, как и на шее – я бы сказала, что его кусал вампир, причём некоторое время назад, рука вся в свежей крови, и он припадает на одну ногу… а колеблющееся пламя светильника заставляет тени за его плечами угрожающе шевелиться.
Рравеш проходит мимо меня, кажется, не заметив. Взгляд его устремлён только на Лейрона, и я бы с удовольствием послушала их разговор, не привлекая к себе внимания, но всё портит Киррон:
– Кристиан! – выдыхает вставший со мной рядом король. – Ты жив, жив!
Тот поворачивается, скользнув безразлично-мёртвым взглядом по мне и Киррону. Затем взгляд возвращается на меня.
– Ирби? – одними губами говорит Рравеш. – Ирби!
И я понимаю – он удивлён, что я жива. Он не надеялся… или не планировал найти меня живой. Я вижу, что он рад. Но говорю себе, что рад не брать лишних смертей на свою совесть, и отворачиваюсь. И только тут понимаю, что не так с того момента, как я очнулась. На мне нет поводка. А ещё Киррон приобнимает меня за плечи, но это занимает меня куда меньше.
– Ты говорил, что не можешь снять поводок, – задумчиво сообщаю полу и решётке.
Рравеш молчит очень долго, но, так и не дождавшись того, чтобы я на него посмотрела, устало и безразлично отзывается за секунду до того, как начинает вопить от боли Лейрон:
– Смог.
Глава 30
Киррея и её солдаты безнадёжно опоздали, появились только под утро. К этому моменту Лейрон был уже мёртв – Киррон не стал тянуть и вынес ему приговор по результатам допроса, а первый паладин моментально этот приговор исполнил. Сам допрос состоялся прямо там в подземельях, в моём присутствии, и, кажется, Его Величество чувствовал теперь себя виноватым. По крайней мере, он пытался окружить меня такой заботой, которой я даже от мамы не видела, не то что от короля! Кажется, то, что метаморф оказался девушкой, его особенно проняло…
Лейрон, кстати, изливал душу вполне охотно. Даже слишком. То ли Рравеш его заколдовал, то ли заговорщик был уверен, что вот-вот вернётся вампир и тянул время… А может, просто не мог удержаться от того, чтобы продемонстрировать своё превосходство напоследок, полюбоваться собой, похвастаться, как ловко всех обманул. Рравеш был мрачен и удивительно спокоен, я бы даже сказала, что благостен, если это слово вообще можно применить к некроманту. Даже когда Лейрон смеялся ему в лицо. Киррон же негодовал, но, кажется, он просто наслаждался возможностью говорить и чувствовать, что вздумается. А я отстранённо размышляла, как странно устроены люди. Кто-то еле сводит концы с концами, но не украдёт и корочки хлеба, постыдится, а кто-то купается в роскоши и с лёгкостью крадёт чужие жизни в угоду своим амбициям… Где на этой шкале я? Где-то посредине. Хотя… наверное, ближе к Лейрону. Взять чужое последнийесемь лет не было для меня проблемой. С другой стороны, я хотела просто быть свободной. И вот я свободна. Нет поводка. Но только чувствую я отчего-то одну лишь усталость…
Лейрон рассказал, кажется, всё. В том числе и зачем пытался разрушить барьер – он понимал – я уверена, что не сам, а благодаря вампиру, что просто так его не примут, даже если он и заполучит силу Киррона и Кирреи. Да и с мужем Кирреи, Его Величеством Шайи-Терром будут проблемы. Поэтому Киррею обязательно должен был убить сам Киррон, чтобы дракон не подкопался. А Лейрон… он просто спас бы страну от обезумевшего короля, который настолько помешался, что не только убил сестру, но и разрушил барьер между проклятыми землями и Кирремией. Ещё несколько дней, и хлынут толпы нежити… А недели через две, Лейрон и доблестная инквизиция восстановили бы барьер и всех спасли. Народная любовь она такая, переменчивая, управляемая, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. А историю, как известно, пишут победители.
Предателя было не жалко, но я всё равно отвернулась – смотреть на ещё одну смерть не хотелось. Хотя и травмировать меня этим зрелищем у Рравеша вряд ли бы получилось…
Вампира, кстати, паладин-некромант хоть и победил, но добить-таки не смог, тот сбежал и, вероятно, затаился, но Лейрон об этом так и не узнал. Умер.
С солдатами и Кирреей пришли свежие лошади, чистое бельё и ощущение, что всё закончилось. Может, и обманчивое, но упоительно-восхитительное. Сама Киррея почти сразу, наобнимавшись с братом и выслушав краткий пересказ, отправилась обратно, а солдаты сопровождают нас в столицу.
Я щурюсь на солнце, покачиваясь на лошади, и думаю, что с Рравешем надо поговорить. А впрочем… надо ли? Зачем мне говорить с ним, если он не хочет говорить со мной? А он не хочет. Ведь… хотел бы, заговорил бы? Иногда мне кажется, что я чувствую взгляд паладина, тяжёлый, горячий… но ни разу мне не удаётся его поймать.