Вербы пробуждаются зимой

За одним столом, густо уставленным бутылками, вазами с черным виноградом, румяными яблоками, плоскими тарелками с жареной дичью, мисками с дымящимся пловом, смиренно ворковали старики и старушки, женщины средних лет. Тут же теснилась где стоя, где сидя неотвязная ребятня.

За другим, где было меньше бутылок, а больше ваз с розами, сидели парни, девушки и среди них, в конце стола, на самом видном месте Степан Решетько. Одет он был во все военное, как бы нарочито подчеркивая этим свою причастность и любовь к армии. На груди у него переливались серебром и рубином два ордена Славы и восемь свеженачищенных медалей с названием трех русских городов и четырех столиц освобожденной Европы.

Тарас Дыня только что произнес с чаркой в руке свою краткую речь, призвав будущих солдат не подкачать в учебе, блюсти мать победы — дисциплину, назубок знать технику, а коль надо будет — подсыпать всем чертям такого жару, чтоб на том свете тошно было. Его последние слова: «Пусть враг не думает на нашу землю ступить, будем его нещадно бить!» — призывники встретили криком «ура!», старики — одобрительными хлопками, и теперь, выпив по чарке, стали закусывать, повели разговоры.

Степан Решетько, хотя и не промах был выпить, на этот раз только пригубил рюмку и тут же поставил ее на стол. Это заметили призывники, и все разом насели на Степана, заставляя его выпить до дна. Кто-то из парией поставил перед ним налитый до краев граненый стакан.

— Штрафной! За первый отказ.

Степан демонстративно отодвинул стакан.

— Вы, ребята, на это зелье не тово… Не шибко зарьтесь. А лучше не пейте совсем. Ну его к шутам. От него, если хотите, все беды на земле. Сколько от пьяниц пожаров, крушений, увечий, сколько разбито сердец и семей! Сам бог ведь не сочтет.

— Враки! — выкрикнул парень в потрепанной кожаной куртке. — Водочка бодрость придает и смелость.

— Точно! — подтвердил Степан, не желая атаковать в лоб любителя спиртного. — Вот так и со мной было. Хотите расскажу?

— Хотим! Просим! — зашумела молодежь.

— Ну, так слушайте и мотайте на ус. Только чур не перебивать. Я страшно не люблю, когда перебивают. В армии за это по двое суток «губы» дают. Да. Малейшее пререкание — и получай сполна. На всю катушку. А как же! Ослушание — это тропка к преступлению, и потому ее отсекают враз. Поняли? Ну, а теперь о случае. Лет так пятнадцать — двадцать, когда я вот так же, как вы, в холостяках ходил, приглянулась мне в соседней деревне девушка одна. Этакая пташка веселая. Все поет, бывало, все поет… Ну, и приворожила меня, приголубила. Хожу я на свиданье к ней неделю, другую. Конфеты ношу, семечки. Все честь по чести. А тут, чую, другой у нее объявился. Тоже свататься хочет. Я на дыбы. Разбушевался, как океан. Дело до конфликта дошло. Ультиматум ей предъявил. «Решай, — говорю, — Фрося, он или я. Не доводи нас до смертоубийства». И что ж… Подумала, погадала она и говорит: «Будь на то моя воля, за обоих бы пошла. Уж дюже вы хороши. Но коль первый ты ко мне привязался, первым и будешь. Приходи сегодня, как стемнеет. Я тебя на крылечке обожду. А не придешь… дам согласие другому».

— Вот так любовь! — хихикнул чернобровый парень.

Степан погрозил пальцем и продолжал:

— Ну, дождался я сутемок, надел новый костюм и поскорей к шинкарке, прыти себе придать. Выпил один шкалик, другой… Мне бы, дураку, на этом и кончить, дорога-то неближняя, километров десять с гаком. Но куда там! Еще выдул шкалик для пущей храбрости. Другой в карман прихватил и за околицу. Прытко пошел, словно дьявол на крыльях меня понес. Куда и лужи делись, колдобины. А тут и деревня вскорости. Та же деревня, где Фрося моя живет. Те же знакомые амбарчики, садочки… Но что за оказия? Хаты той, убей гром, не узнаю. Сунусь туда — крыльцо не то. Поверну сюда — горожа другая. А тут еще собаки стервужные, чтоб им тошно было. Будто их черт всех разом с цепей спустил на меня. А в рваных штанах мне ни в каком разе в доме невесты появляться нельзя. Выломал я, значит, кол и двинулся напропалую. Иду по улице и возле каждой хаты тихонько окликаю: «Фрося! Ягодка моя… Ты где?» Молчит моя Фрося. Не отвечает. И спросить у людей не могу, потому как только и знал, что ее Фросей зовут. Что делать? Как разыскать невесту? Сел на бревна, волосы рву на себе. А потом вдруг в голову стукнуло. Дурья башка! Да у Фроси ж на князьке крыльца петушок из железа. Тут тебе и искать нечего. Лезай туда, и, коль он там, получай свою Фросю. Я под навес. Лестницы нет. Под руку старая борона подвернулась. Взвалил ее на спину и к крыльцу. Быстренько так слазил, общупал — нет петуха. Значит, не Фросина хата.

— Как же вы лазили? — спросил один из парней. — Вы же были совсем пьяны.