Вердана

— Божество, — еле выговорил Рушала.

Вердана хмыкнула и посмотрела с интересом.

— Объясни, — теперь она требовала.

— Я не могу такое объяснить, — опять испугался Рушала.

— Иди за мной, — сказала она и двинулась к пандусу, ведущему к верхнему ярусу дома.

Рушала послушно семенил за ней. Она чувствовала его страх, дрожь, его смятение. Поразительно! Она не испытывала от этого удовольствия! О, как она раньше любила, что ее боялись и почитали. Прежде она испытывала чувство восторга, если жертва или собеседник трепетали от страха, или благоговения перед нею. Еще вчера у Марасы она жила подобным, уже более слабым чувством. Оно было и приносило удовольствие. Сегодня страх Рушалы был ей неприятен, и вчера же с Урсу она вела себя как с ровней. С ровней! Странно, странно, еще раз странно. Разряженная толпа, хвалившая и восхищавшаяся ею, только раздражала, а дядя с его льстивыми уверениями злил больше остальных. Напротив, чувства Урсу к ней и чувства Рушалы были иного свойства — грели душу и вызывали отзыв. Это не свойственные ей переживания были так остры. Она ли это?

Вердана сразу же вспомнила Ахши, который неоднократно повторял, что ко всем нужно относиться одинаково, слабых опекать, а не издеваться над ними. Он вообще говорил много того, что казалось Вердане вздором, особенно, что врагов надо прощать глупцов надо прощать за то, что они глупы, и так далее. Вздор? Ахши жил и чувствовал так, как говорил. Этим он ее привлек. Его она почитала, как существо высокое. Те же чувства испытывал к ней Рушала. Сбылась одна маленькая мечта книжника. Ахши неоднократно повторял, сначала в шутку, а когда они стали больше доверять друг другу, говорил откровенно: «Из тебя, Дана, получиться отличный покровитель для слабых, твоя сила — это большое достоинство, вопрос в том, как ты ею пользуешься».

Вердана остановилась. Она мгновенно забыла о существовании Рушалы, о том, куда направлялась. Эту фразу говорил ей не только Ахши. Она слышала ее раньше от многих. Перед глазами возникла пелена, потом череда странных образов. «Опять затмение. Только не это!» — внутренне воскликнула она. Она вцепилась в поручень пандуса, он захрустел. Этот резкий звук привел ее в состояние реальности. Она очнулась.

— Вам плохо, госпожа? — заботливый голос Урсу окончательно вернул ей ощущение реальности.

Она посмотрела туда, откуда донесся голос. Урсу стоял в галерее второго этажа. Свет падал на его фигуру. Он был уже очень стар. Вердана подумала, что ему, наверное, тяжело в таком возрасте управлять домом. Он показался ей слабым, высохшим, но полным достоинства и мира.

Слуга с клеймом на лбу. Она словно увидела его по-новому. Старик смотрел с тревогой, в его глазах была надежда и опасение одновременно. Она не слышала его мыслей, он стоял слишком далеко, но и без ухищрений ей стали понятны его чувства.

— Это прошлое, Урсу, — неопределенно ответила она.

В мыслях появилась та самая ясность, которую Вердана не ждала и опасалась, за такими просветлениями следовало состояние, когда она творила непонятно что. Грань была так тонка, но она ощутила ее. Несколько мгновений. Чувства были так же остры, а мысль ясной. Она почувствовала каждую часть своего тела по-новому. Мир перестал казаться своим и чужим одновременно. Воспоминания последних дней сложились в единую картину. Прошлое выступило из тумана. Она помнила!

— Урсу, за что я выжгла тебе клеймо? — неожиданно для слуги спросила она.

— Я забыл предупредить вас об одном визите, госпожа. Вы сказали, что я теперь буду помнить вечно и заклеймили меня.

— Ты еще был не совсем здоров в тот день, — добавила Вердана.

— Странно, что вы вспомнили эту мелочь, — смутился слуга.

— Странно, что я тогда об этом не вспомнила, — заявила Вердана, продолжая рассматривать слугу. — Надо найти комнату для Рушалы.

Урсу выразил удивление.

— Вы желаете поместить его в доме? Вчера вы собирались вернуть его хозяину, — сказал Урсу.

— Мне не хочется встречаться с Радой. Не теперь. Сегодня я иду во дворец. Кстати, там полагается одежда по уложению. Если сохранилось что-то из моих старых одежд, прикажи приготовить.

Рушала выронил портрет, и пластина с грохотом покатилась по пандусу. Мальчик кинулся ловить свое сокровище, но Вердана опередила его. Она подняла доску, еще раз взглянула на свое изображение. Она коснулась грифельного следа, краска осталась на руке.

Рушала испугался. Он подумал, что достаточно одного движения и изображение будет навсегда утрачено, что он уже не сможет снова изобразить ее такой. Рушала решил, что Вердана уничтожит портрет, и все его существо завыло от боли, хотя внешне он старался никак этого не выказать.

Она посмотрела на мальчика, потом стала осматриваться. Взгляд остановился на Урсу.

— Урсу, подойди.

Слуга выполнил приказание.