Вердикт

– А ничего, что мы говорим об этом?

– Конечно, ничего. Ведь нас никто не слышит. Все болтают между собой о процессе, Хенри. Это свойственно любому присяжному. Все, кроме Хермана Граймза.

– И что думают другие?

– Полагаю, большинство из нас еще не приняли своего решения. Но самое главное, чтобы мы держались вместе. Очень важно, чтобы наше жюри вынесло вердикт, желательно единогласный или в худшем случае девятью голосами в пользу той или иной стороны. Если жюри не сможет прийти к определенному решению – это катастрофа.

Хенри отпил еще немного чая и задумался. Он прекрасно понимал по-английски и хорошо говорил на этом языке, хотя и с акцентом, но как большинство людей, для которых английский – неродной язык, независимо от того, являются ли они иммигрантами или родились в Америке, испытывал особый пиетет перед законом.

– Почему? – спросил он. Ву доверял Николасу, как, впрочем, и остальные присяжные, потому что Николас изучал юриспруденцию и, казалось, умел как никто разбираться в фактах и процессуальных событиях, которые просто проскакивали мимо других.

– Очень просто. Нынешний суд – решающий этап в ходе всех этих «табачных процессов», можно сказать, их Геттисберг, их Армагеддон. Именно здесь стороны сошлись с намерением обрушить на голову противника всю мощь своих боеприпасов. И в этой битве должен быть победитель и должен быть побежденный. Ясно и определенно. Вопрос о том, будут ли табачные компании признаны ответственными за ущерб, наносимый сигаретами здоровью курильщиков, решается здесь. Нами. Нас выбрали, и наша задача вынести вердикт.

– Понимаю, – все еще смущенно кивнул в знак согласия Хенри.

– Худшее, что мы можем сделать, это разойтись во мнениях, расколоться – и тогда суд будет признан несостоявшимся.

– А почему это плохо?

– Потому что беспринципно. Мы оставляем «труп» следующему жюри. Если мы, ничего не решив, разойдемся по домам, это обойдется каждой стороне в миллионы долларов, потому что через два года им придется собираться и все повторять снова – тому же судье, тем же адвокатам, тем же свидетелям, только жюри будет новое. Мы тем самым как бы расписываемся в своем бессилии и признаем, что у нас не хватило здравого смысла, чтобы прийти к согласию, а вот следующее жюри, набранное здесь же, в округе Гаррисон, может оказаться посообразительней.

Хенри чуть склонился вправо, поближе к Николасу.

– И что вы собираетесь теперь делать? – спросил он как раз в тот момент, когда Милли Дапри и миссис Глэдис Кард, весело посмеиваясь, вошли в столовую, чтобы налить себе кофе. Они немного поболтали с мужчинами и отправились смотреть Кати в «Сегодняшнем шоу». Они обожали Кати.

– Так что же вы собираетесь делать? – шепотом повторил свой вопрос Хенри, не сводя глаз с двери.

– Пока не знаю, да это и не так важно. Важно, чтобы мы все держались вместе. Все до единого.

– Вы правы, – согласился Хенри.

В ходе этого процесса у Фитча выработалась привычка еще за несколько часов до открытия заседаний в суде работать у себя за письменным столом, почти не сводя глаз с телефонного аппарата. Он знал, что она позвонит в пятницу утром, хотя представить себе не мог, что еще она выкинет такого, от чего у него может случиться инфаркт.

Ровно в восемь Конрад сообщил ему по внутренней связи:

– Это она.

Фитч схватил телефонную трубку и любезно произнес:

– Алло.

– Эй, Фитч, попробуйте догадаться, кто теперь мешает Николасу.

Подавив стон и крепко сжав веки, он ответил:

– Не знаю.

– Я хочу сказать, что этот парень действительно тревожит Николаса, видимо, придется от него избавиться.

– Кто он? – умоляющим голосом простонал Фитч.

– Лонни Шейвер.

– О! Черт! Нет! Вы не можете так поступить!

– С чего это вы взяли, Фитч?

– Не делайте этого, Марли! Черт побери!

Она помолчала секунду, чтобы дать ему излить свое отчаяние, и сказала:

– Вам, должно быть, очень дорог этот Лонни?

– Марли, послушайте, остановитесь. Это заведет нас в тупик. – Фитч прекрасно отдавал себе отчет в том, что выдал себя – голос его звучал почти истерически, но он уже не владел собой.

– Николасу необходимо согласие среди членов жюри, а этот Лонни – что гвоздь в ботинке.

– Не нужно, прошу вас. Давайте все обсудим.

– Мы это как раз и делаем, только недолго, пожалуйста.

Фитч сделал глубокий вдох, потом еще один.

– Игра подходит к концу, Марли. Вы порезвились, теперь скажите, что вам нужно.

– У вас есть карандаш под рукой?

– Конечно.

– На Фултон-стрит есть дом номер 120. Белое двухэтажное здание из старого кирпича. В нем расположено множество разных офисов. Комната 16 на втором этаже вот уже около месяца принадлежит мне. Она не очень хороша, но именно там мы с вами встретимся.

– Когда?

– Через час. Только мы вдвоем. Я прослежу, когда вы будете входить и выходить, и если замечу ищейку, вы меня больше никогда не услышите.

– Ну разумеется. Как скажете.

– И я проверю, нет ли на вас микрофонов и «жучков».

– Не будет.