– Но вы же понимаете, что я не настолько глуп.
Стол был не более трех футов шириной. Они оба нависали над ним, опираясь на локти, так что их лица оказались очень близко друг к другу. Фитч часто использовал свой физический вес, свой злобный взгляд и мерзкую бородку, чтобы запугивать окружающих, особенно средний персонал тех фирм, с которыми работал. Но если Марли и стало страшно, она ничем этого не выдала. Фитч оценил ее самообладание. Она смотрела ему прямо в глаза, не моргая, что было нелегко.
– Получается, что у меня нет никакой гарантии, – продолжил Фитч, – присяжные непредсказуемы. Мы могли бы передать вам деньги…
– Оставьте это, Фитч. Мы с вами оба знаем, что деньги будут выплачены до вынесения вердикта.
– Сколько?
– Десять миллионов.
Фитч издал какой-то невнятный гортанный звук, словно поперхнулся мячиком для гольфа, потом громко откашлялся, подняв плечи и выкатив глаза, при этом его обвисшие подбородки затряслись – казалось, он не поверил собственным ушам.
– Вы шутите! – хриплым голосом воскликнул он, оглядываясь в поисках стакана воды, таблеток – чего-то такого, что помогло бы ему справиться с этим ужасным шоком.
Она наблюдала за представлением спокойно, по-прежнему не моргая и не сводя с Фитча глаз.
– Десять миллионов, Фитч. Такова цена. И никакой торговли.
Он снова закашлялся, лицо у него слегка покраснело. Потом, собравшись, стал думать, что ответить. Фитч и раньше понимал, что речь пойдет о миллионах, и отдавал себе отчет в том, что торговаться глупо: кто же поверит, что его клиент не в состоянии заплатить такой суммы? У нее, вполне вероятно, даже были финансовые отчеты по прибылям каждого члена Большой четверки за последний квартал.
– Сколько денег в Фонде? – спросила она, и Фитч инстинктивно прищурился. Насколько он мог заметить, она до сих пор ни разу не моргнула.
– В чем? – переспросил он. Предполагалось, что о Фонде не знал никто!
– В Фонде, Фитч. Не надо играть со мной в прятки. Я знаю все о вашем фонде для подкупа и хочу, чтобы десять миллионов были переведены с его счета в один из сингапурских банков.
– Не думаю, что смогу это сделать.
– Вы можете сделать все, что захотите, Фитч. Хватит играть со мной. Давайте покончим с этим сейчас же и вернемся к своим делам.
– А что, если мы переведем пять миллионов сейчас, а пять после вердикта?
– И не думайте, Фитч. Десять миллионов. Мне не нравится перспектива гоняться за вами и собирать последний взнос после суда. Что-то подсказывает мне, что придется потратить много времени.
– Когда нужно перевести деньги?
– Когда хотите. Просто я должна убедиться в том, что они поступили, до того, как жюри отправится совещаться. Иначе сделка будет расторгнута.
– И что произойдет в этом случае?
– Одно из двух: или Николас Истер расколет жюри, или сделает так, что оно девятью голосами вынесет вердикт в пользу истицы.
Маска треснула и слетела, две длинные морщины залегли между бровей Фитча, когда он услышал деловое изложение возможных будущих событий. У Фитча не было никаких сомнений относительно того, что способен сделать Николас, так как их не было у Марли. Он медленно потер глаза. Игра окончена. Больше он не станет демонстрировать преувеличенное удивление и притворяться, будто не может поверить в услышанное, что бы ни сказала Марли. Она была хозяйкой положения.
– Договорились, – сказал Фитч. – Мы переведем деньги в соответствии с вашими инструкциями. Однако должен вас предупредить, что на это потребуется время.
– Я знаю о банковских переводах больше вас, Фитч, и точно объясню, как вы должны будете все сделать. Но это позднее.
– Да, мэм.
– Значит, договорились?
– Да, – сказал он, протягивая ей руку через стол. Она медленно пожала ее, и оба улыбнулись, оценив абсурдность ситуации: два мошенника скрепляют рукопожатием соглашение, которое не подвластно никакому суду, поскольку ни один суд никогда о нем не узнает.
Квартира Беверли Монк представляла собой захудалый чердак шестиэтажного здания в Гринвич-Виллидж, в котором располагался товарный склад. Она делила жилье еще с четырьмя голодающими актрисами. Свенсон последовал за ней в кофейню на углу и подождал, пока она, устроившись за столиком у окна с чашкой кофе эспрессо и булочкой, начнет просматривать в газете объявления о приеме на работу. Встав у ее столика спиной к остальным посетителям, он сказал:
– Простите, вы Беверли Монк?
Она подняла голову от газеты и удивленно ответила:
– Да. А вы кто?
– Я друг Клер Климент, – ответил он, быстро опускаясь на стул напротив нее.
– Присаживайтесь, – сказала она. – Что вам нужно? – Она явно нервничала, но кругом было много народу, и она решила, что здесь ей ничто не грозит. К тому же мужчина казался приятным.
– Мне нужна информация.
– Это вы звонили мне вчера?
– Да. Я солгал, назвавшись Джеффом Керром. Я не Керр.
– Тогда кто вы?
– Джек Свенсон. Я работаю на группу адвокатов из Вашингтона.
– У Клер неприятности?
– Вовсе нет.
– Тогда что все это значит?