Вердикт двенадцати (сборник)

— Это произошло довольно непонятно. Мне послышалось, что уже дали первый гонг, поэтому я переоделась впопыхах, выскочила из своей комнаты, услышала, как я думала, второй гонг, и помчалась вниз. В первый вечер я на одну минуту опоздала к ужину, и Хьюго сказал мне, что это подрывает наши шансы в деле со стариком, вот я и торопилась. Хьюго шел впереди меня, и тут вдруг раздался странный хлопок. Хьюго сказал, что это пробка от шампанского, а Снелл ответил: «Нет». Так или иначе, мне кажется, звук шел не из столовой. Мисс Лингард уверяла, будто снизу, а потом мы решили, что это выхлопная труба автомобиля, пошли в гостиную и забыли об инциденте.

— И вам ни на секунду не пришло в голову, что сэр Жерваз мог застрелиться? — поинтересовался Пуаро.

— Интересно, с какой стати мне думать о таком? Старик явно был очень доволен своей заносчивостью. Даже представить себе не могла, что он способен на подобное. Ума не приложу, почему он это сделал. Наверное, потому, что чокнутый.

— Прискорбное событие.

— Весьма… для нас с Хьюго. По-моему, он не оставил Хьюго ничего или почти ничего.

— Кто вам это сказал?

— Хьюго выведал у старика Форбса.

— Что ж, мисс Кардуэлл… — Майор Риддл помолчал секунду-другую. — Думаю, это все. Как вы считаете, мисс Шевени-Гор достаточно хорошо себя чувствует, чтобы прийти и побеседовать с нами?

— Надеюсь, да. Я ей скажу.

Пуаро вмешался в разговор.

— Одну секунду, мадемуазель. Вы видели это раньше? — Он показал карандаш, похожий на пулю.

— Да, видела, сегодня за бриджем. Кажется, это карандаш старика Бьюри.

— Он забрал его, когда закончился роббер?

— Не имею ни малейшего понятия…

— Спасибо, мадемуазель. Теперь все.

— Хорошо, я позову Руфь.

Руфь Шевени-Гор вошла в гостиную как королева, высоко держа голову. Невзирая на внезапную трагедию, щеки ее сохраняли прекрасный нежный румянец. Но глаза, как и у Сьюзан Кардуэлл, смотрели сосредоточенно и внимательно. Одета она была в то же самое платье светло-абрикосового цвета, в котором ее застал Пуаро, когда приехал. На плече приколота темная оранжево-красная роза. Только час назад она была свежей, а сейчас увяла.

— Итак? — вопросительно произнесла Руфь.

— Очень сожалею, что пришлось побеспокоить вас… — начал майор Риддл.

Она перебила его:

— Разумеется, вы должны побеспокоить меня. Вы должны всех побеспокоить. Но я попытаюсь сэкономить ваше время, поскольку даже отдаленно не представляю, почему старик застрелился. Единственное, что могу сказать, — это совершенно на него не похоже.

— Не заметили ли вы сегодня чего-нибудь необычного в его поведении? Не был ли он расстроен или чересчур весел, было ли вообще что-то не так?

— Не думаю. Я не обратила внимания.

— Когда вы видели его в последний раз?

— За чаем.

Пуаро спросил:

— А потом вы заходили в кабинет?

— Нет. Последний раз я видела его в этой комнате. Он сидел здесь, — и она указала на стул.

— Понятно. Вам знаком этот карандаш, мадемуазель?

— Он принадлежит полковнику Бьюри.

— Вы его видели в последнее время?

— Не помню точно.

— Знаете ли вы что-либо о… разногласиях между сэром Жервазом и полковником Бьюри?

— Вы имеете в виду компанию «Парагон Раббер»?

— Да.

— Еще бы. Старик был в бешенстве!

— Может быть, он считал, что его обманули?

Руфь пожала плечами:

— Он ничего не понимал в денежных делах.

— Мадемуазель, можно задать вам несколько… бестактный вопрос? — осторожно продолжил Пуаро.

— Пожалуйста, если хотите.

— Вам жаль, что ваш… отец умер?

Руфь уставилась на него:

— Естественно, жаль. Мне не становится легче от слез. Но мне будет не хватать его… Я любила Старика. Так мы всегда называли его — Хьюго и я. «Старик» — понимаете, нечто примитивно-антропоидно-обезьяно-оригинально-патриархально-родовое. Звучит неуважительно, но за этим словом много нежности. Конечно, он был самый законченный, бестолковый из всех существовавших когда-либо старых ослов!

— Вы заинтриговали меня, мадемуазель…

— У Старика были куриные мозги! Мне грустно так говорить, но это правда. Он был неспособен работать головой. Но, заметьте, был личностью. Невероятно смел и все такое прочее! Мог отправиться к Северному полюсу, драться на дуэлях. Я всегда думала, что он проделывал все это, потому что знал — ума у него маловато. Над ним кто угодно мог взять верх.

Пуаро вынул из кармана письмо:

— Прочтите это, мадемуазель.

Она прочитала и вернула письмо ему:

— Так вот что привело вас сюда!

— Вам это письмо о чем-нибудь говорит?

Она покачала головой:

— Нет. Может, это и правда. Беднягу кто угодно мог обворовать. Джон говорит, что предыдущий управляющий крал у него направо и налево. Понимаете, Старик был такой гордый и такой важный, что никогда не опускался до рассматривания деталей! Он был приманкой для жуликов.

— Вы, мадемуазель, нарисовали портрет совсем не такого человека, каким его принято было считать.

— Ну да, он очень хорошо маскировался. Ванда, моя мать, поддерживала его, как могла. Он был так счастлив, изображая из себя Господа Бога. Вот почему я в некотором смысле рада, что он умер. Так лучше для него.

— Я не успеваю следить за ходом вашей мысли, мадемуазель.

Руфь задумчиво произнесла: