Веремя странствий [СИ]

— Ух! — тяперича вудивлённо и восторженно воскликнул мальчонка. Вон капелюшечку отступил назадь разглядываючи с десяток, рассыпанных под ногами, камешков да скоренько дотумкал, шо предь ним Перуновы стрелы. Борила вздел голову и воззрилси на улыбающихся Богов, заметив, шо лико Сумерлы нежно сице начало озлащатьси будто б изнутри.

— Энто, — молвил малец и глас его от радости дрогнул. — Энто стрелы Перуновы.

— Вони… вони самы, — пробалякала Сумерла и тихий смешок прыснул с её прекрасных уст. — Мы тобе спроверяли Борюшенька… Борилка…

Борил чё значить борящийся… Ужось тако ладненько имечко тобе избрал твой отец… Смела и храба душа твоя и достойна вона тако светлого величания… величания борца! Як тока Сумерла загутарила, теряя легохоньки смешинки, сердце мальчика зараз перьстало отбивать удары у бубен и наполнилось какой-то благодатью… Вже так дохнуло на негось женским тяплом, а голос и говорок Богини мягкий такой, звучный напомнил ему, матушкину молвь в коей была заключена любовь и забота.

— Проверяли, правду сказала жинка моя, — подтвердил слова Сумерлы подземный Бог и егось широка вулыбка осенила не токмо лицо, но и усё окрестъ него, брови Асура разъехалися, и он сразу словно по-добрел.

— Жёлали мы вызнать Борилушка сице ли ты смел, як калякали нам о том грибы, — произнесла Сумерла, и по ейной светло-пошеничной, с еле зримой рыжиной косе, пробегла почитай жёлта тонка ящурка, вышедша из водного, златого лепестка ромашки, чё раскинулси над ейной главой.

Ящурка, соскользнув по волосьям, спрыгнула с них на зелёну травушку, бляснула у сторону опешившего мальчика зелёными глазьми и мигом пропала, а Богиня, про меж того, продолжила свову реченьку, — ужось я зрю… Не пустобаяли наши прислужники… И верно, явилси ты сюды токмо для того, шоб способить своим субратьям… Энто оттогось не поднял с оземи смарагд да яхонт, брошенный под ноги… Оттогось не позарилси на золото у перьходе по каковому шествовал да трюхал…

Славный ты хлопчик… Славный!.. Вже за у то одно— достоин ты был получить стрелы Перуновы… Ну, а когды не отказалси ходють, тудыличи… к той горящей реченьке, шо тёкла у тучах, сице и вовсе поразил ты мяне и мово любогу муженька. Смел ты, да чист душенькой… И за эвонтову чистоту… за душевно рдяно-златое солнышко, шо святить у тобе в груди, мы те споможим.

— Споможите? — перьспросил Борилка, не понимаючи о чём таком вядёть молвь Богиня, да дивяся тому развёл размашисто рученьки.

— Подыми-ка стрелы Перуновы, — не отвечая на вопрос мальца, изрёк Озем и чуть зримо кивнул, указуя на раскиданные по смурном полу каменья. Борила чичас же присел на корточки, и правой, не занятой, рукой стал сбирать те стрелы, да запихивать собе за пазуху у рубаху. Взяв шесть штук, он было хотел уже и поднятьси, кадысь Сумерла скузала:

— Усе, усе Борилонька сбери… У торенке дальней вони можеть тоби сгодятьси… Оно як Ворогуха правду молвила у эвонтих землях, их отродясь не бывало. Мальчонка поднял голову, и, глянув у зелёные, похожие на те самы видимые смарагдовые каменья, глаза просиял вулыбкой, да торопливо собрал и оставшиеся Перуновы стрелы.

— Помни Боренька, раны другов своих посыплешь толчённой у пясочек стрелой, — продолжила пояснять Богиня не сводя с мальчугана взору. — А хворому свому у тот малешенький пясочек взварите. Да будяте давать пить по три разонька у день… ложоньки по две не больче… И втак дня два, а то и три поите— вон и поправитьси вскорости. Собранные стрелы Борилка запихал за рубашонку да прижал свёрху рукой, шоб не потерять, а опосля поднялси с присядок и довольненько молвил:

— Аття велики Асуры за помочь… От тадыличи я могу йтить?

— Погодь… погодь, — поспешила сдёржать егось Сумерла и протянул свову руку с длинными, тонкими пальцами у направлении отрока. — Погодь мы ж тобе ищё не пособили… А ты ж то заслужил. Богиня резко качнула головой и над ней затрепетали златым светом лепестки цвета Богини Макоши ромашки, а коса Сумерлы нежданно шевельнулася. И отроку почудилось, шо у то совершенно и не коса, а змейка… вернее калякать змея… тока большуща, встрепенула своим рыжим телом собираючись вуползти… Обаче миг зачурованности прошёл, и коса нанова замерла, оказавшись тока туго сплетёными волосьми.

Богиня ж маненько повертавшись на стуло, да опустив на пёстру понёву свову бело-молочну руку, пробалабонила:

— Оземлюшка, родименький чаво ты тако хотел бачить хлопчику… Асур Подземного мира чуток развернулси, да глянув с нежностью на жинку, сказал, обрачая говорок к отроку: