— Нить, — протяжно вздохнув изрёк Гуша и сглотнул то, чавось держал за правой щекой. — Я николи цальком ни был… оно ак ни могу я изий исть с колуками сразу… Уз вони так колко колутси… потому як никак цальком ни стану и жинку ни выбилу… Кто з за мини подёть коли я колуки не могу пилиживать.
— Ну, ничевось, — загутарил Сеслав и бодренько похлопал горемычного шишугу по плечу, вуставившегося у озёрну гладь и часто… часто заморгавшего, словно подавляющего слёзы. — Вот ты возвернёшьси из Торонца и станешь доблестным воином… и тадысь усяка шишугушка почтёть за честь выйти за тя замуж… А тяперича ты подымайси, да сходи вумойси, вжесь неможно таким замазулей ходють, зверьё аль духов таким чернющим лицом можно и до смерти перьпугать. Гуша вдругорядь горестно вздохнул, не дюже— то надеясь, шо после Торонца вон станеть воителем да обженится. И хотя он вельми редко вумывалси, да и купалси не чаще, но на энтов раз послухалси Сеслава и покуда воины тушили костры, засыпали пепелище песком, и собирались у стёжку, пошёл к озеру да вобмыл свово чумазое лико. Кады шишуга вернулси, песьян казал чистоту, котомки, туло, луки были закинуты за плечи и Гуша на энтот раз не пущенный уперёд, а поставленный шагать следом за Борилой, тронулси у дальню дороженьку сообща со ставшими ему нонче близкими соратниками. Былята повел усех на восход могутного Бога Ра. Пройдя прямёхонько по бережине озера, вони дошли до вытекающей из него речушки узкой да неглубокой, кою удалось перьйти у брод по каменьям, да упавшему стволу древа, ано не разуваясь. А опосля направились повдоль левого брега речушки. Тока реченька вмале резко свернула управо, и, попрощавшись с путниками, убёгла своей стёжкой. Странники же продолжили итить на всток. Почти увесь день, продвигались по тому же чернолесью, идеже берёзы, осины перьмешивались деревами липы, граба, лещины, бружмеля, зимолиста. Сё чаще и чаще появлялась чёрноствольная ольха, вона росла редковатыми полосами, а местность кругом стала нанова овражистой со пологими, низкими буграми, меж которыми скапливалась водица. На поверхности тех источников переплетённые корневища трав, покрытые свёрху зелёным мхом, образовывали нещечко в виде наста, столь плотного, шо глядючи на него хотелось ураз по нему пробежатьси. Токась такой наст лишь чудилси плотным, вжесь ступать на него было вопасно, оно як мгновенно моглось уйти под воду. Ко вечёру бугры закончились, вид оземи стал паче ровным и плоским и ужотко тадыличи показались те самые болота у народе прозванные верховыми, потомуй как вони питаютси лишь за счёт дождей, и вода в них стоячая, на вкус кислая. Земли те были покрыты сплошной полстиной мхов тёмно-бурого, да дивного искрасна-черноватого цвета.
Болотная полстина уходила вдаль на много уперёд, а похожие на пухлые подухи мхи были оплетены стелющимися стеблями клюквы, голубики.
Инолды на них сидели стланики: багульника, подбела, а деревца кои и можно було рассмотреть казались искорёженными, тонкими да низкими, точно то были и не дерева, а каки-то невысокие кусты с редкими кронами. На ночь расположились на краю болот, прямо на невысоком взгорье, окружавшем те земли, по вершине каковых росли младые деревца берёзы.