Веремя странствий [СИ]

Рано поутру странники собрав свои котомки, водрузив их на плечи, сойдя со взгорья, ступили на желтовату светящуюся тропку Кострубоньки, коя пролегая по землице была плотной, а стелясь поверх окошек, при ходьбе казала водицу у которой слегка утопали подошвы сапог. Первые два дня вид болот не менялси. Пухлые полстины мхов перьплетённых стеблями ползучих растений, да низких кустарничков, на оных инолды росли корявые, истощенные деревца с вельми жиденькой кроной. Из зелёных окошек водицы, похожих на слюду, выглядывали голые, без коры, ужо точно обглоданные, коряги, ветви да стволы деревов. Проведённая первая ночь у болотных землях на покатой, выпукло-выступающей кочке, пристроенной среди водицы як островок, приютившая на себе усех путников, была тихой и спокойной. У энту ночь не слухалось окриков зверья, птиц, духов и нежити, лишь шибко донимали странников жужжащие жутко большущие комары, аль поменьче мошкара, старавшаяся напитьси людской крови упрок и намеренно лезшая у очи, роть и нос. Вставший с утречка Любин почувствовал каку-то слабость и головокружение, а бледность его смуглого лица не свойственная воину, смутила усех евойных соратников. Обаче к вечёру второго дня почуяли дурноту и головокружение Борилка, Щеко, Гордыня и Орёл. Любин и Гуша же, ко сему прочему, вуслыхали скрипучий звон в ушах, отчавось шишуга, горестно покачивая головёшкой, вяще не бежал, а неспешно плёлси за мальчиком прикрывая ладонями свои большенькие, оттопыренные вухи. Борила во время ходьбы частенько востанавливалси и оглядывалси, обозревая болота. Ему усё времечко казалось ктой-то злющими глазьми сотрит у спину, вжелаючи напакостить. Но стоило мальчугану обернутьси, шоб узреть того недоброжелателя, як в очередном тёмно-зелёном, топком окошке чавой-то громко булькало, а на поверхность водицы выходили здоровенные, лопающиеся и выбрасывающие увыспрь неприятный, кисловатый запах пузыри, и у те самые, злющие очи исчезали, али може тока таилися. Иноредь по болотам разносилси протяжный, тягучий окрик, чем-то схожий с воем волка. Он вэнтов окрик вылетал из раскиданных по болоту невысоких кочек плотно поросших мхами тёмно-бурого, ярко-зелёного али искрасна-черноватого цветов, и, перьлетая чрез путников ударялси об очередну кочку, да словно тонул у густоте тех переплетений. К концу второго дня небо, доселе освещаемое красным солнышком, заволокло тёмно-серыми тучами и посыпалась мжица, мельчайший дождь при ненастье. Вон шёл сувсем недолзе, а кады резко прекратилси, над болотами повисла плотная, серая хмарь. Энто марево вышло из самой болотной полстины, из кочек да окошек, и, поднявшись кудый-то увысь, загородило от путников само небушко, и тадыкась пропали мучавшие доселе странников здоровенные комары да мелка мошка. Тропка хотя и блистала своей желтизной, но у такой сырой густоте казалось возникала сразу под ногой, а посему ейну извилистость было тяжко узреть. Поелику пару раз, чуть не шагнув у окошки с водицей, Былята предложил располагатьси на отдых. Оно ко всему прочему справа от тропки появилась поросшая тёмно-зелёными побегами брусники и морошки, до зела ладная кочка, выстланная понежь кустарничка подухами мха. Ванов червячок, пущенный с ладошки Борюши, опустилси своими махунечкими, короткими лапками на водну гладь небольшого окошка, шо своим боком омывала ту кочку, и заскользил по водыке, поясняя усем своим видом— пить отседова можно. Гуша измученный скрипом, часточко возникающем у евойных ушах, первым сиганул на ту кочку-полянку, и, усевшись посерёдке, резвенько пару раз подпрыгнул уверх, показав странникам, чё вона годна для ночлегу. Утомлённые дальней дорожкой, странники не мудрствуя лукаво, расположились на ней. Любин обессиленно доплёлси до кочки и вуставше на неё повалилси, прямо у тёмно-зелёные побеги растеньицев, подсунув под голову котомку и абие закрыл глаза, утак он расхворалси. Наскоро пожвакав, да накормив своего недюжего поряшили в энту ночь дозорить подвое, у начале Щеко и Сеслав, а с полуночи Крас да Гордыня. Вскорости густота хмари вусилилась, чудилось будто вовсе и не солнышко то ушло за край небосвода, а просто болотны испарения поменяли цвет, обратившись у черноту. Тишина болот была жуткой, тока нынче к ентому чувству примешивалась ащё и тревога. Не было слыхать даже выскакивающих с под кочки пузырей, вони ежели и вылёзали из водицы, то лопались вжесь оченно тихо, оно верно сами страшились чавой-то в эвонтом густом мареве. Борила притомившийся за день, снявши туло и лук, пристроил их на мху, очищенном воинами от побегов растений, подле собя, и, положив под щёку праву ладонь, прижал ко груди котомку, у которой притих ано жучок не желаючи стрекотать, да заснул. Благо летние ночи были тёплыми, и, несмотря на болотну влажность, не охлаждали кочку, а наопако вроде як и сугревали. Мальчик спал вельми крепко, и не сразу пробудилси кадысь его довольно сильно потрясли, а после усадив на мху хорошенько тряхнули дэк, шо вон подлетел у высь и на миг выпустил из рук драгоценну котомочку. Одначе приземлившись на мхову подуху Борила вощутил, ак у руки к няму впала котомка. Он резко открыл очи, и первое чавось понял, шо ктой-то дюже громко и пронзительно гамить. Токась мгновение спустя мальчик распознал в энтом, схожем со звериным гике, голос Гуши.