Вересковая принцесса

Я думала, что он сейчас побежит вслед за оскорблённой им женщиной и примирительно обнимет её; но он, видимо, был из тех безгранично тщеславных людей, которые считают себя всегда правыми – если таких людей посетит когда-нибудь хотя бы тень подозрения, что это не так, то смущение от этой мысли вызовет в них лишь упрямство и жестокость.

Он бросил вослед убегающей дочери злобный взгляд и и внезапно с красным от гнева лицом подступил ко мне, да так близко, что я отшатнулась в колючие кусты за моей спиной.

– А вы, как вы только посмели безо всяких на то прав открыть в чужих владениях крепко запертую дверь? – накинулся он на меня. В его голосе было столько ненависти, как будто она накапливалась и взлелеивалась годами.

Меня от замешательства парализовало, я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой… И о Боже, этот кошмарный человек только что получил ещё и подкрепление! Рядом со мной стоял господин Клаудиус, он как будто вырос из-под земли – видимо, он вышел к нам из чащи. Я поглядела на него снизу вверх; он снова был в этих ужасных синих очках и поэтому выглядел ещё бледнее, чем давеча в конторе… Он, конечно, никогда не простит мне, что я без разрешения открыла дверь в его заборе и привела чужого ребёнка в его лес… Сейчас меня будут судить уже два неумолимо строгих и жестокосердых лавочника, и убежать я не могу – я стояла беззащитная перед ними… Может быть, мне всё же стоит попытаться позвать Илзе или отца?

– Господин Клаудиус, – умерив свой голос, сказал бухгалтер, которого, казалось, сильно поразило появление самого владельца, – вы видите меня в большом волнении. Я, как всегда по воскресеньям, пришёл сюда на прогулку, и…

– Я видел всё произошедшее из-за кустов, – спокойно перебил его господин Клаудиус.

– Тем лучше – тогда вы должны согласиться, что у меня было достаточно причин для негодования. Во-первых, без нашего ведома была открыта дальняя дверь, за которой мы не можем наблюдать…

– Конечно, это неприемлемо, господин Экхоф… Но вы в своём рвении забыли, что фройляйн фон Зассен – дочь моего гостя, и с ней недопустимо разговаривать таким тоном, какой вы только что себе позволили.

Я с удивлением посмотрела на господина Клаудиуса и попыталась разглядеть его глаза за очками – разговор пошёл иначе, чем я ожидала. Бухгалтер, однако, так поражённо отступил назад, как будто он впервые в своей жизни услыхал из этих уст подобный ответ. Он грозно нахмурил брови, и его рот искривила язвительная усмешка.

– Фройляйн фон Зассен? – насмешливо повторил он. – То есть я должен уважать аристократию? Но не в этом же потешно выряженном ребёнке?

– Мне и в голову не приходило подчёркивать дворянское имя, – слегка покраснев, возразил господин Клаудиус. – Я лишь хотел указать на такт и уважение, с которым вы должны обращаться к любому без исключения гостю в моём доме.

– Ну-ну, вы ещё увидите, какое благословение ваше гостеприимство принесёт в ваш честный дом вот именно в этом случае!.. Я достаточно просил и пытался воспрепятствовать – всё бесполезно! Языческие идолы снова вытащены на свет Божий, и наверху в «Усладе Каролины» сидит варвар, который не знает Бога и поднимает старых истуканов! И тот, со скипетром, юный безбожник на княжеском троне, который должен предводительствовать своим народом в послушании, честности и страхе божьем, который должен сделать свою страну оплотом восславления и молитвы, – он помогает при возвеличении нового тельца! «Велик вопль на жителей Содома и Гоморры к Господу, и тяжки грехи их»… Господь терпелив, но придёт час, когда с неба обрушится огонь и сера!

Господин Клаудиус, очевидно сильно задетый, молча дал излиться фанатичному рвению бухгалтера. Старый человек говорил с глубочайшим убеждением; но, он, наверное, ещё никогда не высказывался перед своим шефом так громогласно и так грубо, как вот в этот момент ожесточённого возбуждения.

– Господь удостоил меня видеть и слышать там, где неверящие поражены слепотой и глухотой, – продолжал бухгалтер. Он поднял руку и, как пророк, указал ею на «Усладу Каролины». – Этот дом был воздвигнут в грехе и остался на веки вечные преисподней порока; и те оттуда, согрешившие против заповедей господних, никогда уже не обретут покоя – они бродят вокруг, клянут судьбу и провозвествуют несчастье дому, который принял осквернителя…

Господин Клаудиус предупреждающе поднял руку.

– И разве я не слышал тот душераздирающий крик в залах за печатями? – непоколебимо продолжал старый господин, возвысив голос. – Разве я не видел, как люстра в моей комнате шатается под шагами того жуткого призрака, который беспокойно бродит наверху?... Я знаю, они восстали из гробов; они обречены из-за своих грехов пребывать в этом мире и предупреждать слепцов… Господин Клаудиус, в тот день, когда это юное существо – он указал на меня – появилось в «Усладе Каролины», там, наверху, в замурованных и запечатанных залах, кипела жизнь!