Веридикт

— Извините, — смутилась девушка. — Как бы там ни было, мне не нравится, когда мной манипулируют. Если комиссар желает избавиться от браслета, пусть найдёт другой способ.

— Согласен, он поступил бесчестно. Но не путайте понятие манипуляции с тем, чтобы просто воспользоваться ситуацией. Судя по всему, у заклятых братьев в кои-то веки совпали цели, а мы с вами имеем исключительную возможность сравнить их методики, — Бравиати тепло улыбнулся и на душе стало немного легче. — Думаю, вы нравитесь Алесу.

— Ничего подобного! — вскинулась ученица. — Разве вы не слушали? Он подставил меня, практически отдал на растерзание фармации.

— Алес не знает о вечерних сеансах герцога. Более того, изначально план всё-таки принадлежал вам. Безусловно, профессор скорректировал его с учётом собственной выгоды, но вместе с тем залатал дыры. Он минимизировал ваши риски. Столь серьёзный удар по репутации гарнизона ставит под сомнение любую попытку защититься. Трибунал не поверил бы какой-то описи или даже моим показаниям. Разделив трансляции между двумя свидетелями, он ещё больше расшатал доказательную базу комиссариата. Как по-вашему, смог бы кто-то достоверно определить первоисточник записи, представленной той девушкой?

Меральда задумалась. Иона Флетчберг однажды объясняла ей, как можно отличить корневой файл от переданного с другого устройства. Поскольку студентка самолично поместила трансляцию на картридж, прямиком из своего разума, то он стал безоговорочным первоисточником. Разве кому-то придёт в голову, что одну и ту же запись реально сделать дважды? К счастью, никто, кроме архангелов, не сумеет подключиться к её браслету без разрешения. Девушка нашла эпизод в памяти синка и на всякий случай удалила. Так будет надёжнее. Похоже, лекарю Бравиати удалось её разубедить. Хотису больше ничего не угрожало, а Тобиэл Хари может распоряжаться своими конечностями как пожелает.

— Я не выгораживаю его, — внезапно добавил Азесин, видимо, неправильно расценив затянувшееся молчание. — И вы вправе разбить ему сердце.

— Хорошо. Я не стану мешать комиссару избавляться от должности, какой бы отчаянной и дикой ни выглядела эта попытка, — буркнула студентка, с интересом рассматривая свои руки.

— Очень рад. А если вдруг передумаете, просто вспомните, что на протяжении двух лет делали со мной в лаборатории, — тихим, уветливым голосом произнёс мужчина, усаживаясь рядом. Он начал стягивать перчатку, но Меральда остановила демонстрацию, в панике коснувшись мерзкой скрипучей ткани самыми кончиками пальцев.

— У меня… хорошая память, — запнувшись, намекнула девушка. Лекарь невесело усмехнулся и поправил манжету.

— Есть ещё кое-что, чем я хотел бы поделиться с независимым историком, — Азесин смотрел пристально, будто решал, способна ли она вынести его честность. Но пока что ученица не могла вытерпеть даже этот пронизывающий взор. — Династия Хари, а может, и вся эпоха королей, подходит к концу. Если каким-то образом к власти придёт фармация, ваша профессия и удивительная особенность станут существенным заделом на успех в информационной войне с генетиками. Уже сейчас его величество Галиард Первый позволяет им слишком многое. Боюсь представить, какое будущее ждёт мистолийцев, когда последний монарх прекратит быть препятствием в их исследовательской деятельности. Меральда, пожалуйста, посмотрите на меня, — попросил он, занеся кроваво-красную ладонь в миллиметре над её рукой. — Я молюсь, чтобы это воспоминание никогда вам не пригодилось.

Собрав волю в кулак, ученица подняла глаза. За нарочитым спокойствием и мудрым взглядом она, наконец, увидела безысходность. Азесин ни во что не верил, считал, что мир давно обречён, и всё же барахтался в нём, как в грязной луже, пытаясь поступать правильно. Однажды лекарь показался ей ещё более ненормальным, чем герцог Хари: лицо комиссара выражало пустоту, абсолютную бессодержательность; Бравиати носил в себе страшную, необъятную тьму. Если в какой-то из дней он перестанет стремиться к свету, его вывернет этой зловещей чернотой наружу, и ядовитая желчь зальёт всё вокруг огромной, уродливой кляксой. Даже сама судьба пожалеет, что была к нему несправедлива.

— Я, лекарь Азесин Бравиати из Хэндская, получил помилование, пробыв два года в застенках фармации. Последующая реабилитация отняла уйму времени, мне пришлось заново учиться пользоваться руками. Очевидно, что о карьере лекаря можно было забыть, однако лорд Хари предложил мне штатную должность при Каструм-Маре. Работа непыльная. По необходимости оказывать помощь задержанным, коих не так уж много, учитывая число тяжких преступлений, входящих в компетенцию центрального комиссариата. И готовить преступников к отправлению в туман. По традиции изгнанникам вшивают эхокристаллы, такой финальный вклад в науку, или предсмертная дань королевству. Хотя уверен, камни нужны на тот случай, если казнённый сумеет вернуться. Первым в моей практике стал Альдо Сварра, копийский зверь. Наверное, слышали о таком? Нет, стойте. Не отвечайте. В трансляции не должен прозвучать ваш голос. Смотрите на меня.