Veritas

— Ты не понимаешь! — вяло брыкнулась Латиэль. Поджала сухие губы. — Ради любви можно пойти на всё. А я верила ему. Я так любила!..

— Всё я понимаю, — пробурчал Далеон. Сильфида вскинула голову. — Но мне хватало гордости, чтобы скандалить с любимой на похожей почве.

— Тырф хэк! — хрипло, изумлённо рассмеялась девица. — Ты всё-таки десницу?..

— Заткнись.

— Но она же ревновала тебя. Она тебя тоже… Почему вы не вместе?!

— Духи!.. — Далеон закатил глаза и накрыл лицо ладонями. — Почему я должен обсуждать это с тобой? У неё свои заморочки, ясно? И она меня ненавидит. Уверен, даже искать не станет, — тень горькой улыбки затерялась в уголке его рта. — Я досаждал ей с самого детства. С короной на моей башке ставки возросли, и всё стало лишь хуже. Я надеялся, что тоже возненавидел её после насильной коронации, но… Тырх! Любовь зла — полюбишь и Люцию Грейван.

— Ну-у, — задумчиво изрекла Латиэль и закусила ноготь. — Есть в ней что-то… Помимо большой груди, я имею в виду.

— Хисс! — схватился за волосы король. — Заткнись!

По ту сторону клетки, на рынке, началась какая-то суета. Террины и люди забегали по улице, начали что-то выкрикивать, зашумела, прибывающая толпа.

— Что происходит? — сел Далеон и поймал встревоженный взор Латиэль.

Она открыла рот, чтобы ответить, но её опередили:

— Начинаем наш ежемесячный Аукцион рабов! — зазвучал где-то над головой из рупоров голос Юджина.

* * *

Закованного в цепи Далеона вывели на импровизированный помост. Доски, обсыпанные песком, скрипели под ступнями, солнце припекало макушку, чужие взгляды зудели на коже, как назойливые мошки.

Любопытные, скучающие, жадные — всякие.

Юноша передёрнул плечами и приподнял подбородок. Ему не привыкать к вниманию окружающих. Особенно тех, что рассматривают его исключительно как вещь, инструмент для достижения амбиций.

И пусть внутри всё клокочет от отвращения, Далеон не будет прятаться, не выкажет страха или неудобства. Ведь все они только этого и ждут.

Момента слабости.

Чтобы вцепиться ему в глотку и сдавливать челюсти, пока он не испустит дух.

Таковы террины.

Из чужой слабости выжмут всё до остатка.

— Хорошшш, — зашипел кто-то со зрительского места.

Лиц «покупателей» разглядеть не получалось, солнце слепло.

— А какие рога?!

— Можно отпилить и повесить на стенку.

— Симпотяга.

— Слишком гордый.

— Не покорный.

— Плохой раб.

— Его можно воспитать, — предвкушающий шелест.

— Рост хороший.

— Хиловат.

— А мне нравится, — прозвучал громкий женский голос. — Отличный козлик.

Далеон вздёрнул бровь и посмотрел на даму, что сидела на лавке в третьем ряду в окружении плечистых звероморфов.

Кошачьи жёлто-карие глаза с чёрной подводкой насмешливо следили за ним из-за прорезей светлой вуали. Всё её гибкое тело скрывали струящиеся белые ткани, но король готов был поклясться — перед ним львица или пума.

Крайне опасная.

И самоуверенная.

— Как видите, уважаемые лэры, это спригган! — бодро вещал Юлиус на публику, а Далеона крутили как куклу громилы-охранники. Он бы взбрыкнул, да кулаком под дых прилетит, как пить дать. И это всё осложнит.

Король же решил изображать паиньку до поры до времени.

— …молодой, здоровый, молчаливый. — Работорговец недобро усмехнулся: — Крепкий.

И сволочи порвали на его груди рубашку. Пуговицы разлетелись в разные стороны.

Далеон рыкнул и дернулся, пытаясь прикрыться, но громилы раздвинули в стороны его руки и надежно зафиксировали в своих кулачищах.

Королю оставалось лишь униженно, зло скалиться.

— Хорошшш! — донеслось снова.

— Чудессссное тело.

— Горяч, как пески Лаесс Ис-хаэр.

— Завалитесь, гадюки, он мой, — заявила львица. Или всё же пума?

Торговец наградил звероморфу снисходительной улыбкой и объявил:

— Начальная цена лота — двадцать золотых!

— А чего так дёшево? — возмутился Далеон.

Толпа разразилась лающим смехом и начала наперегонки поднимать ставки. Забавный раб приглянулся им больше унылого.

— Чтобы наверняка купили, — в полголоса ответил Юлиус ему на ухо и отошёл, поигрывая усмешкой и подбадривая покупателей.

— Шестьдесят восемь золотых! Кто даст больше?! Или это всё? Неужели всё? Вы меня огорчаете, дорогие…

— Семьдесят! — гаркнула какая-то длинноносая старуха в дряблом балахоне. — В хозяйстве молодчик пригодится…

— Зачем вам раб, мадам? Собирать в совок песок, что сыплется с вас? Я дам семьдесят пять, — степенно перебил ставку тощий мужик с жидкими усиками, тростью и двумя телохранителями.

— Подотрите слюни старые развратники, — вклинилась какая-то рыжая бестия с зеленоватой кожей. Дриада? — Этот экземпляр создан для опытов, — облизнулась. — И для разбора на ингредиенты. Восемьдесят золотых!

— Даю сто сорок, и покончим с этим, — холодно заявил один из спутников звероморфы, встал и швырнул под ноги Юлиуса мешочек с монетами.

Завязки слегка ослабли и на свет показалась золотистые кругляшки. Звериные глаза торговца жадно заблестели, но он не подскочил к деньгам в тот же миг. Прочистил горло и ровно спросил, глядя «в зал»:

— Последняя ставка — сто сорок золотых имперских статэров. Кто-нибудь даст больше?

Молчание.