Veritas

Спокойствие накатило на неё. Не осталось ни гнева, ни страха, ни других эмоций. Пустота внутри. И такой же пустой взор она остановила на багровой пасти львицы. У той перехватило дыхание.

— Я думала звероморфам слишком дороги самки, чтоб позволять им драться на смерть, — ровно произнесла десница.

— Это так, — сглотнула Баст и нервно облизнулась, тупясь в землю. Она пыталась пятиться, скользя на пушистой заднице, но лапы тряслись и едва держали её. Из пробитого бока потоком выливалась кровь.

Дыхание срывалось с уст Баст судорожными хрипами, золотистые глаза мутнели. Она умрёт если ей не помочь. Она умрёт, если Люция сейчас впустит ей кишки.

— И ты всё равно напала на меня с целью убить.

Баст промолчала, упрямо глядя под ноги.

— Язык проглотила? — Люция встала и, пошатываясь пошла к ней. С лезвия на листья падала багровая капель.

— Ты чужачка! — процедила львица и глянула яростно, исподлобья. — Не звероморф. Не наша. Пришлая! Тебя не жалко пустить в расход. Никто не стал бы меня упрекать!

— Ты первая пролила мою кровь, — спокойно сказала десница. — Первая высказала намеренье. Я имею право тебя прикончить.

— Тебе не простят этого! — зашипела она и попыталась встать. Но задние лапы покосились, снова плеснула из ран кровь, из глотки вырвался скулёж. — Тебя накажут за меня. Убьют!

Губы Люции растянулись в недоброй ухмылке:

— Посмотрим, на чьей стороне правда.

Она расставила ноги и занесла клинок, метя львице вниз живота. Баст захлебнулась ужасом, застыла.

Рядом громко зашуршали кусты, Люц вздрогнула и выставила клинок на новую опасность. Из тропических зарослей с криками: «Нет! Не надо! Стой!» — высыпали косолапые щенки и котята. Или, точнее, волчонок, два тигрёнка и пума.

Десница отпрянула, мечась глазами между ними. Ждала нападения, но они окружили ошеломлённую Баст. Скуля, принялись ластиться к ней, тереться об неё пушистыми башками и зализывать раны. Львица с тихим ворчанием пыталась отпихнуть их, прогнать, они не слушали.

Дурное предчувствие закралось у десницы и через пару секунд оно подтвердилось…

Тигренок — самый крупный из «котят», и, видимо, старший — выскочил перед ней, заслоняя Баст, и дрожа, как осиновый листок, оскалился:

— Не убивай нашу маму, человек!

У Люц оборвалось сердце.

* * *

— Пожалуйста! — завыли другие «котята». — Не трогай её! Отпусти нашу мамочку! Пожалуйста!..

То ли дело в «пожалуйста», то ли в слезливом тоне и отчаянии в блестящих детских глазках, толи во всём вместе, но у Люции опустились руки.

— Духи Милостивые! — воскликнула она и запустила пальцы в слипшиеся от пота волосы. Провела рукой по лицу, пытаясь стереть увиденное, эмоции, мысли. Поняла, что размазала кровь и рискует порезаться кинжалом и одернула ладонь.

Боги Забытые, она чуть не убила чью-то глупую мать!

— Ты что совсем идиотка?! — взъярилась она, глядя на упавшую на бок Баст. — У тебя четверо детей! Трое мужей! А ты вступила со мной в схватку. Зачем? Боги, зачем?! Зачем тебе ещё один муж? Ты из-за своей жадности, чуть не оставила детей сиротами! Ладно, тебе себя не жалко, но о них ты подумала? Ты могла умереть, глупая кошка!

Жёлтый глаз яростно сощурился.

— Я не собиралась умирать, — прошипела она сквозь оскаленный клыки. — Не в драке со слабым человеком…

Люция замотала головой и указала на неё клинком, как бы намекая, кто оказался слабее и теперь пыхтит в землю. Баст недовольно рыкнула, тяжело вздохнула и продолжила:

— …и дело не в жадности. Я первая заметила этого самца. Я купила его и привела в общину. Только традиции не позволили мне сразу его взять. И тут появилась ты. Наглая!.. нахалка, которая бросила мне вызов. Пожелала присвоить моё. Я не могла так просто отступить. Другие самки посчитали бы меня слабой и начали зарываться. Никто не смеет вставать у меня на пути! Я самая сильная в племени! Я!..

Люция рассмеялась. Горько, заливисто, с кислым привкусом истерики. Затем утёрла выступившие в уголках глаз слезы, заправила волосы за уши и с кривой улыбкой спросила:

— Ты «первая заметила этого самца»? — покачала головой, словно одна мысль об этом была чертовки нелепой. — Да я знаю его с детства! Я росла вместе с ним, наблюдая, как он взрослеет, меняется, обретает силу. Терпела его идиотские заскоки и жестокие шутки. Я знаю о его похождениях, успехах, поражениях. Знаю его привычки, какое вино он предпочитает, какие конфеты любит, какие цвета в одежде носит, что ест на грёбаный завтрак и каким мылом моется. Тырф хэк! Я даже знаю, что он не носит белья! Я знаю, что его огорчает и о чём он мечтает. Видела его жестоким, ранимым, циничным и нежным. Страстным и отчаянным. А ты знаешь? Ты хоть что-нибудь из этого знаешь, чтобы утверждать, что «заметила его первой», что он твой?!

Люция перевела дыхание, глядя в распахнутые очи ошалевшей кошки и продолжила:

— Далеон… он как мой хвост. Со стороны кажется, что не нужен, бесполезен, но это не так. Он моя конечность. Неотделимая часть. Плоть, кость, кровь. Я не могу без него. Из нас двоих — я первая заметила его. Он мой с первой секунды, с кончиков пальцев до самой последней волосинки. МОЙ!