Veritas

Возвращаясь обратно в Вену, лошадь неслась сквозь ночь стрелой, таща за собой небольшую повозку. Каждый раз, когда нас подбрасывало на кочке, аббат Мелани начинал причитать. Мы должны были спешить, очень спешить – нужно было остановить руку, которая намеревалась предательски убить императора. Но как нам попасть в Хофбург?

Я не мог собраться с мыслями. От всего, что я пережил за последние часы, остался только громкий крик сорока тысяч солдат Касыма. Его больше не было, но он остался во мне, подобно ноге, оставляющей свой отпечаток, и временами вибрация становилась просто невыносимой. Мне было трудно различать звуки, я с трудом слышал даже свой собственный голос. Я не оглох, но был оглушен.

Прибыв в Химмельпфорте, мы услышали, еще не выйдя из коляски, громкий стук колес кареты. Прямо перед нами остановилась двуколка. На ней были императорские инсигнии. Из нее вышли два пажа с факелами.

– Открывайте, скорее! – закричали оба, принимаясь сильно барабанить в двери монастыря.

– Вы меня ищете? – спросила, подходя к воротам, Камилла, которая уже все поняла. – Я хормейстер.

– Это вы? Тогда скорее! – сказал один из пажей, передавая ей конверт с императорской печатью. Камилла тут же вскрыла его.

– Это письмо его величества, – сказала нам Камилла, прочитав записку, и голос ее надломился от страха. – Он зовет меня. Немедленно.

Вот он, ответ на мои чаяния: я буду сопровождать Камиллу в Хофбург, и с ней попаду прямо к императору. Клоридию и Атто мы оставили в монастыре.

Окутанная чернотой ночи, решавшей судьбу мира, перед нами медленно проявлялась резиденция императора. Мы постучали в дверь бокового входа. Несмотря на ранний час, нам открыли сразу же. Я догадался, что Камилла очень часто пользуется этим входом, потому что слуга, открывший нам, не стал задавать вопросов по поводу наших личностей. Он попросил нас подождать в комнате, куда спустя несколько минут пришел лакей с заспанным лицом. Он тут же обнял Камиллу, и они по-братски поцеловались.

– Как он? – спросила хормейстер.

Тот ответил лишь серьезным взглядом и не сказал ни слова.

– Представляю вам Винсента Росси, кузена моего покойного мужа, – сказала мне Камилла. – Он сейчас принесет нам то, что нужно.

Спустя некоторое время Винсент вернулся с одеждой для пажа небольшого размера, как раз на меня. Я переоделся, и мы отправились долгим путем по коридорам, сопровождаемые лакеем и слабым светом его свечи.

Кроме темноты, заполнявшей залы Хофбурга, я помню только анфиладу коридоров, лестниц и снова коридоров. Наконец, большой холл, затем еще один. Безмолвное, призрачное появление и исчезновение лакеев, медиков и священников. Напряжение, опущенные взгляды, чувство бессильного ожидания. Я увидел даму, наполовину скрытую вуалью, в сопровождении двух фрейлин, опиравшуюся на чью-то руку. Сотрясаемая с трудом сдерживаемыми рыданиями, она удалилась, потом я услышал: «Господин граф фон Паар». Была ли то императрица? Я не отважился спросить. Нас поспешно пропустили, сдержанно, запросто. Похоже, Камиллу знали все слуги.

И вот открылась последняя большая дверь – мы вошли.

* * *

Хормейстер говорила приглушенным спокойным голосом. В свете стоявшего за его головой канделябра отчетливо прорисовывался профиль больного, и я видел, как он, задыхаясь, борется со смертью.

Когда Камилла подошла к постели, никто не отважился посоветовать ей быть осторожнее. Иосиф повернулся к вошедшей, однако ему не хватило сил ответить на ее приветствие.

Свора медиков вынуждена была отойти в дальний конец комнаты, равно как и исповедник, прижимавший к груди сосуд со святыми дарами, из которого причастился его императорское величество. В самом дальнем углу ждал и апостольский протонотарий, в руках он еще держал елей для соборования, которым только что помазал императора в присутствии папского нунция. Того самого нунция, для которого Камилла до сих пор работала над «Святым Алексием» и который теперь, вопреки всем ожиданиям, должен был в последний раз благословить умирающего императора от имени папы.

Камилла что-то шептала на ухо Иосифу I, а тот молча слушал. Вокруг было настолько тихо, что казалось, все затаили дыхание. Камилла могла заразиться смертельной болезнью, однако она стояла на коленях у кровати, словно у колыбели младенца. Затем она поднялась, и мне почудилось (не могу утверждать этого, поскольку в комнате царил полумрак), что она отважилась приласкать Иосифа Победоносного.

Я догадывался, что никогда не узнаю, что именно она ему сказала. И был прав.

10 часов 15 минут