Верхний этаж

— Садись! — указал на стул Иннокентий Гаврилович. — Садись и подумай, насколько все было бы проще, если бы вместо звонка ты пришел тогда ко мне, сел бы на этот стул и рассказал всю историю… Ну да ладно! Я не для нотации тебя вызвал. Никита Савельевич и Зоя все, что нужно, сказали тебе, наверно.

— Меньше, чем вы, — не то сожалея, не то радуясь, произнес Семен. — Я сам все себе сказал.

— Это самое полезное! — одобрительно заметил Иннокентий Гаврилович. — Убежден, что ты нашел точные выражения… Теперь послушай меня. Звонил Никита Савельевич из милиции… Там уверяют, что у нас такие угрозы — поджечь, отравить, убить ради мести — очень редко выполняются. Кроме того, там обещали, пока разбирается это дело, присмотреть за вашим домом. Поэтому за маму свою не беспокойся.

И тут произошло то, чего ни сам Семен, ни Иннокентий Гаврилович совсем не ожидали. Как от нестерпимо яркого света, Семен захлопнул глаза и даже зажал их ладонями, но слезы прорвались сквозь веки, потекли по щекам, по пальцам, закапали с подбородка. Глотая рвущиеся из груди рыдания, Семен то ли всхлипнул глухо, то ли икнул несколько раз, но быстро овладел собой и согнутой в локте рукой крепко провел по лицу, вытирая непрошеные слезы.

— От радости… Больше не буду… — злясь на свою слабость, смущенно проговорил он и до боли прикусил губу.

— А я рад, что ты всплакнул! — тихо сказал Иннокентий Гаврилович. — Кто умеет любить свою мать, тот достоин всякого уважения… Иди сейчас помойся и поезжай в милицию. Там тебя встретит Никита Савельевич… У них есть дополнительные вопросы… Провожатого дать?

— Не надо, — ответил Семен, вставая, — если верите…

Минут через десять ребята проводили его до выхода из училища и, остановившись под козырьком у дверей, грустно смотрели, как шел он к трамвайной остановке, сутулясь и расслабленно помахивая длинными руками.

— Отпустят ли сегодня? — с сомнением произнес Петька.

— Он во всем признался! — сказал Олег. — И Никита Савельевич там. С ним отпустят!

Борис промолчал.

Семена заслонил подошедший трамвай, а когда он отошел от остановки, ребята увидели Семена на прежнем месте. Он не уехал и был уже не один, а с каким-то парнем. От газетного киоска шел к остановке еще один парень.

— Смотрите-ка, — буркнул Борис и двинулся туда же.

Олег и Петька переглянулись, но остались под козырьком.

— Вдруг те? — вслух подумал Петька.

— Не может быть! — возразил Олег. — Днем… при народе…

Очередной трамвай опять заслонил Семена. Борис был еще по эту сторону линии, а на другой стороне происходил последний разговор Семена с бывшими дружками.

Он не испугался, увидев самого свирепого парня по прозвищу Башка. Семен теперь был спокоен за мать и презрительно сквозь зубы плюнул ему под ноги. Парень осклабился в неприятной усмешке и спросил:

— Очень торопишься?

— Очень.

— Я тоже… Давай разберемся по-быстрому!.. Сороконог знать хочет, кто заказал ту музыку на шоссе?.. Соврешь — секир башка!

Он, как ножом, чирканул ребром ладони по шее Семена и удивился, увидев на его лице не страх, а злую раскрепощенную улыбку.

— Зачесались, гады! Закопошились, заползали! — хохотнул Семен, заметив второго парня и еще несколько знакомых фигур, выглядывавших из-за киоска. — Не было на шоссе никакой музыки!.. Там дурак был, а музыки не было!.. Но она будет! Громкая! Все услышите!.. Еду ее заказывать!

— Себе похоронную? — спросил Башка и с силой устремил ребро ладони к горлу Семена, но наткнулся на подставленную им руку.

Не попал нацеленный в челюсть Семена и кулак второго подоспевшего парня. Они втроем сцепились и затоптались на остановке, а от киоска молча, по-волчьи надвигались и остальные из «компахи» Сороконога.

Когда трамвай освободил дорогу Борису, вокруг Семена сгрудилось уже пять или шесть человек.

— Брысь! — густо и гулко рыкнул Борис и в три прыжка перемахнул через линию.

Драться он не умел, но сила у него была немалая, и два парня сразу же почувствовали ее на себе. Схватив за шиворот, Борис рванул их на себя и повалил на землю.

Олег подтолкнул Петьку к дверям училища:

— Зови наших! — А сам бросился к остановке.

Он не собирался участвовать в драке. Бежал и думал, что бы такое сказать — убедительное, действующее на всех мгновенно, но не успел ни придумать, ни сказать. Подбежав и сразу же получив сильный удар по носу, он слепо ткнул кого-то кулаком и оказался в самом центре разгоравшейся драки.

Несмотря на ловкость Семена, силу Бориса и порывистую самоотверженность Олега, не миновать бы им троим больницы, но Петька действовал быстро и решительно.

— Наших бьют! — с этим призывным возгласом ворвался он в столовую и, услышав, как после короткого затишья зазвякали брошенные на столы ложки и задвигались стулья, ринулся к выходу.

— Наших бьют! — полетело по коридорам училища, перекинулось и неоднократно повторилось в общежитии.

Как вода из открытого шлюза, хлынул из дверей училища поток пэтэушников. Растекаясь вширь, он покатился к трамвайной остановке.