Целая толпа родственников, друзей и сотрудников NASA встречала нас на аэродроме Эллингтон-Филд. Некоторые из членов семей и офисных секретарш держали импровизированные приветственные таблички. Я увидел в переднем ряду трех своих детей с широкими улыбками гордости и облегчения. Нам не был организован парад с серпантином и конфетти в Нью-Йорке, но так было даже лучше. Люди, стоящие за веревочным ограждением, были семьей NASA. Они отправили меня в космос. Я любил их всех и, если бы получил такую возможность, расцеловал бы каждого.
Нам поставили микрофон, чтобы мы произнесли несколько слов благодарности. Выходя к нему в свой черед, я споткнулся о собственную ногу, причем не из-за опьянения… по крайней мере, не только из-за него. Мое чувство равновесия было нарушено пребыванием в невесомости. Это был обычный временный послеполетный эффект. Понятия не имею, что я говорил, но стоящие позади меня товарищи не стонали от стыда, так что я считал, что выступил неплохо.
Церемония закончилась, и мы вышли в толпу. Кто-то сунул мне в руку еще пива. Я обнял детей. Эми, мое чувствительное дитя, была в слезах. Пэт и Лаура улыбались. Лишь моя смерть могла заставить их заплакать. Я обеспокоился, что меня может обнаружить пресса. Я видел их фургоны и знал, что репортеры где-то в толпе. Последнее, что мне хотелось видеть, — это камеру перед носом. От этого моя радость, безусловно, уменьшилась бы. Но мне можно было не беспокоиться. Никому не нужны мужчины-астронавты, когда рядом Джуди. Она выглядела потрясающе. Мы все сходили в душ на базе Эдвардс и переоделись в чистые летные костюмы, а она успела подкрасить губы и сделать легкий макияж. Она держала в руках букетик роз, который ей подарили в Эдвардсе. В отличие от предшественницы, она приняла цветы с благодарностью. В эту секунду она была всем для всех — женским олицетворением феминизма. Вся пресса крутилась вокруг нее. К счастью, волос у нее было так много, что потеря пряди на орбите была не настолько заметна, чтобы вызвать вопросы.
Постепенно празднование сошло на нет, и мы с Донной поехали домой вместе с детьми, чтобы поскорее вернуться к другим радостям жизни. Этой ночью, когда мы легли в постель, я в шутку сказал Донне о предупреждении летного врача, что надо очиститься от спермы.
Она рассмеялась: «Это так романтично, Майк».
«Но доктор говорит, что она мутантна, радиоактивна!» Врачи, кстати, говорили об этом вполне серьезно в отношении мужчин, находящихся в детородном состоянии. Они опасались, что какая-то часть сперматозоидов могла быть повреждена космическим излучением. На одной из понедельничных планерок, услышав эту рекомендацию вновь, один из астронавтов нашего набора прокричал: «Помилуйте! Я избавляюсь от нее при первой возможности!» Для нас с Донной время рождения детей уже прошло, так что она знала, что слова врача ко мне не относятся. Тем не менее мы последовали совету доктора, отметив событие как полагается.