Наиболее дикое покушение на святость миссии STS-26 с нашей стороны последовало после мероприятия по сбору средств на благотворительные нужды, связанные с «Челленджером». Это было официальное мероприятие, на котором присутствовало большинство астронавтов и их жен. Местом действия был Центр сценических искусств «Уортэм» в самом сердце Хьюстона, так что присутствовали также сотни местных высокопоставленных особ, опять же с женами. Когда программа подходила к концу, распорядитель пригласил на сцену юную девушку, чтобы она спела популярную песню Ли Гринвуда «Я горжусь тем, что я американка». И вот когда она очень громко, на 150 децибел, выдавала эту композицию, распорядитель провопил в микрофон: «Леди и джентльмены, встречайте экипаж STS-26, которому предстоит возобновить полеты шаттлов!» По этому сигналу пол оркестровой ямы начал медленно подниматься вверх. Над ним струился искусственный дым, сквозь который пробивались лучи прожекторов. Там, к изумлению всех астронавтов, находились Рик Хаук и Дик Кови. Они стояли в позах изваяний с горы Рашмор: выступающая челюсть, грудь колесом, руки по швам, прямой взгляд стальных глаз. Публика вокруг нас бесновалась и аплодировала. Можно было подумать, что из ямы воздвигся сам Иисус Христос. В то же время всех астронавтов, как и их жен, выворачивало наизнанку. Шеп посмотрел на меня и изобразил рвотный жест с пальцем, направленным в рот. «Что же будет дальше, — удивлялись мы, — экипаж STS-26 повезут на старт в папамобилях и каждый будет махать над головой соединенными руками, приветствуя сам себя?» Это было уже слишком.
Буквально следующим вечером наш экипаж собрался в баре, и, что неудивительно, главной темой обсуждения было вознесение Рика Хаука к небесам. Шеп спланировал наш ответ под лозунгом «Ну мы им покажем» с тем же тщанием, с каким «морской котик» планирует подрыв вражеских укреплений. Рано утром в понедельник мы с ним притащили в конференц-зал два огнетушителя. Мы обернули их в наши пиджаки и разместили точно позади кресел Хута Гибсона и Гая Гарднера. Джерри Росс принес магнитофон с записью песни Ли Гринвуда. Хут и Гай припасли в карманах черные галстуки-бабочки.
Когда Рик закончил доклад по проблемам STS-26, Бранденстайн спросил Хута, нужно ли обсудить какие-нибудь вопросы по полету STS-27. Это был сигнал, по которому Джерри Росс включил запись Гринвуда. Шеп и я пустили в ход огнетушители, чтобы имитировать дымовую завесу, а Хут и Гай нацепили галстуки и медленно воздвиглись над креслами, повторяя подъем Хаука и Кови из оркестровой ямы в Центре Уортэма. Зал взорвался смехом и аплодисментами. Я посмотрел на Рика. Он улыбался, играя при этом желваками, что ясно говорило о том, что командир STS-26 чувствует на самом деле. Его только что подняли на смех, и ему до смерти хотелось ответить обидчикам, но Рик знал, что не может этого сделать. Это нарушило бы заповедь астронавта № 3: «Не покажи своей слабости». Хромая газель, ковыляющая по парку Серенгети, проживет дольше, чем астронавт, демонстрирующий уязвленное самолюбие в обществе собратьев.
В ходе тренировок перед STS-27 нас ознакомили с новой конструктивной особенностью шаттла — системой аварийного покидания корабля. Это было не то, на что мы надеялись. Лучшее решение — это если бы вся кабина отделялась, чтобы затем приводниться на парашюте. Но такой вариант требовал полной переделки проекта корабля, что слишком затратно. Вторым по приоритету мы считали катапультируемые кресла. Изначально шаттл был спроектирован с двумя такими креслами для экипажей, выполнявших первые испытательные полеты. Однако два кресла — это максимум, их можно было установить в кабине наверху, а на средней палубе не помещалось вообще ни одного. И хотя было сравнительно несложно вернуть два катапультируемых кресла на верхнюю палубу, такой вариант тоже был отвергнут. Ни один эмэс не согласился бы подняться в небо на корабле, в котором только два пилота имеют средства аварийного спасения.
После того как были исключены варианты с отделяемой кабиной и с катапультируемыми креслами, инженеры смогли предложить нам лишь одно средство спасения — ранец с парашютом. Итак, нам придется прыгать из бокового люка, как летчикам бомбардировщика B-17 в годы Второй мировой войны. Охренительная перспектива! Да нас просто разобьет в лепешку о крыло, как какого-нибудь кузнечика о лобовое стекло машины.