Верхом на ракете

Я устал от этого противостояния между «нами» и «ими». «Неужели мы не можем договориться?» Неудовольствие было постоянной темой разговоров у кофейного автомата и по внутренней связи на T-38. Когда на доске объявлений появилась газетная статья об ожидаемом уходе администратора NASA Джеймса Флетчера в конце второго срока президентства Рейгана, кто-то из астронавтов написал рядом: «Опоздали на два года»{80}.

Хотя назначение Падди и стало разочарованием для астронавтов, он провел одну критически важную реформу — усилил позицию руководителя Отдела астронавтов. Уже в начале правления Падди Дэн Бранденстайн сообщил нам в недвусмысленных выражениях, что отныне все назначения на полет будет производить он, после чего они подлежат утверждению (или отклонению) Падди, директором Центра Джонсона, Диком Трули и администратором NASA. Потрясающе! Представитель руководства астронавтов контактирует с отрядом астронавтов! Я был убежден, что Луна вошла в седьмой дом, Юпитер вступил в соединение с Марсом, а на деревьях на территории JSC расселась стая крылатых свиней. Если бы при этом присутствовали Эбби и Янг, их бы, наверно, постиг удар. Прошло, блин, 11 лет, прежде чем мы услышали эту жизненно необходимую для нашей карьеры информацию, которую Джон и Джордж должны были дать нам в самый первый день.

Несмотря на плюсы Дэна в качестве лидера, у нас были некоторые тревоги. Я мог инвестировать еще два года жизни в работу, необходимую для назначения в третий полет, а потом обнаружить, что из-под меня выдернули коврик: мой полет отменен из-за изменений в графике, или еще одна катастрофа прервала выполнение программы, или у меня возникли проблемы со здоровьем. На последнем обследовании кардиолог увидел аномальную метку на электрокардиограмме. «В этом нет проблемы, Майк, и мне не нужно ходатайствовать, чтобы тебя допустили в порядке исключения». Но что, если из этого пустяка вырастет нечто серьезное, и я окажусь прикованным к Земле?

Я размышлял о том, какой полет может мне достаться. Я страстно желал выхода в открытый космос, но об этом мечтает каждый эмэс. Вместо полета с выходом я могу оказаться на борту «Спейслэба» и заниматься умерщвлением мышей и удалением дерьма из клетки с обезьянами. Мысль о том, чтобы ждать еще пару лет лишь для того, чтобы закончить свою карьеру уборщиком в космическом зоопарке, казалась не особенно привлекательной.

А помимо этого была цена, которую за мою карьеру платила Донна. Хотя она и не собиралась использовать этот довод против меня, я был не таким плохим мужем, чтобы не задумываться об этом. И я еще не все знал об этом бремени. Как-то на вечеринке я услышал от жены другого астронавта нашего набора слова об одиночестве вдов «Челленджера»: «Немного найдется мужчин, которым захочется носить тапочки мертвого астронавта». Эти слова подействовали на меня, как удар. Я никогда не задумывался о том, насколько отличается ноша, которую несет вдова астронавта. Я знал мужчин. Мало кто из нас согласился бы выступать в тени национального героя — это означало не просто уязвленное самолюбие, но нечто большее. Через много лет на юбилейной встрече астронавтов одна из вдов сказала мне: «У меня бывают свидания, но из этого ничего не получается». Мужчины просто не могут примириться с ее статусом жены погибшего астронавта, сказала она.

Неизвестность, страх, психологический груз для семьи — все это указывало на то, что пришло время покинуть Центр Джонсона. Еще несколько дней — и я бы объявил Бранденстайну о моем решении, как зазвонил телефон. Это был Дон Падди. Меня назначили на очередной военный полет STS-36, который должен был состояться всего через год{81}. Мой срок в качестве неназначенного астронавта продлился всего месяц. Звонок Падди выдернул меня из нижней петли «американских горок» с шестикратной перегрузкой. Теперь я летел вверх! Ушли все сомнения, все страхи касательно продолжения работы в NASA. Через год я снова буду в основном экипаже! Когда я рассказал новость Донне, она улыбнулась, но ее глаза сказали мне много больше. Мои слова стали для нее ударом под дых. Я знал, что она хотела бы иного, но Донна приняла решение как верный присяге солдат. Она будет со мной, чего бы это ни стоило.

Лишь один аспект STS-36 в итоге был рассекречен — наклонение орбиты{82}. «Атлантис» должен был поднять нас на орбиту с наклонением 62°, самым большим из всех, на которых летали американские астронавты (и оно все еще остается рекордным). Это не была полярная орбита, запланированная для 62-A (там наклонение должно было быть 72°), но и она означала, что мы увидим бо́льшую часть земной поверхности, чем любой астронавт в истории. Наша орбита почти достигнет полярных кругов — Северного и Южного.