Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

В канун войны антисемитизм все больше приобретал характер государственной политики{359}. Сошли со сцены практически все коммунисты-евреи из поколения старых большевиков. «Во второй половине 1938 г. прекратился прием новых партийных функционеров-евреев в аппарат ЦК ВКП(б), а с конца того же года их стали под различными предлогами переводить на другие руководящие должности». Очевидно стремление советского руководства таким способом не только создать благоприятный фон для советско-германского сближения, но и опровергнуть утверждения нацистской пропаганды об СССР как «иудейско-коммунистическом царстве», что «находило негативный для власти отклик в определенных кругах населения страны»{360}.

Уже отмечалась советская реакция (точнее, ее отсутствие) на Хрустальную ночь. Как мы помним, гитлеровцы это оценили.

Правомерны обвинения в адрес западных государств, не пожелавших организовать в массовом порядке прием евреев, пытавшихся спастись из нацистской Германии. Известна безрезультативность Эвианской конференции, созванной в марте 1938 года для обсуждения вопросов о помощи еврейским беженцам. Справедливо говорить, что западный мир в тот момент предал евреев. США приютили 27 500 человек, что было, конечно, каплей в море.

Но СССР выглядел не лучше. Он принял только тех, кому повезло оказаться на территории, занятой Красной армией в сентябре 1939 года. Сотни и тысячи изгоев пытались нелегально перейти советско-германскую границу и переправиться через Нарев, Вислу или Сан – реки, которые разделяли державы, оккупировавшие Польшу. Гитлеровцы не препятствовали этому, даже поощряли отток представителей «неполноценной расы». А советские пограничники открывали огонь по «нелегалам».

В январе 1940 года Потемкин специально вызвал Шуленбурга, чтобы выразить свое неудовольствие «насильственной переброской через границу на советскую территорию значительных групп еврейского населения». Первый заместитель наркома подчеркнул человеческие жертвы в результате «обратной переброски». Другими словами, несчастных выдворяли с советской территории обратно к гитлеровцам. Теперь в них стреляли уже германские пограничники. «…При попытках обратной переброски этих людей на германскую территорию германские пограничники открывают огонь, в результате чего десятки людей оказываются убитыми». Потемкин потребовал от посла связаться с Берлином, «чтобы оттуда германскому командованию были даны распоряжения немедленно прекратить указанные действия»{361}.

Эта ситуация отчасти напоминала спор, разгоревшийся между Германией и Польшей в октябре 1938 года. Тогда польские власти лишили проживавших в рейхе евреев гражданства, чтобы не допустить их перемещения обратно на родину. Германские же власти не отказались от планов принудительного возвращения польских евреев, что вызвало межгосударственный конфликт, нашедший отражение в донесениях советского полпредства в Берлине:

Фашисты насильно посадили их в вагоны (около 20 тысяч человек) и начали перебрасывать составы на польскую территорию. Первому составу удалось проскочить польскую границу. Остальные задержали на границе. Насильно посаженные в вагоны не сумели даже захватить с собой необходимые вещи, т. к. фашисты им не разрешили их брать. В ответ на это поляки стали спешно формировать составы из германских подданных и отправлять их в Германию. В результате получилось обострение польско-германских взаимоотношений{362}.

В тот раз обошлось без кровопролития, но на советско-германской границе с евреями уже совсем не церемонились.

По этому вопросу говорил с Шуленбургом и Молотов, конкретно упомянув «о неоднократной насильственной переброске с германской стороны на территорию СССР человек по 200 австрийских евреев». То есть помимо польских евреев нацисты заставляли переходить советскую границу, рискуя жизнью, евреев из захваченной ими Австрии. Шуленбург, что характерно, не спорил. Посол признал, что «факты переброски евреев действительно имели место, но что, по его представлению, германским властям даны указания не допускать подобного»{363}.

По различным данным, советские власти «вернули» гитлеровцам от 14 до 25 тысяч «евреев-перебежчиков»{364}.