Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Одновременно германские власти продолжали настаивать на освобождении и выдаче германских граждан, находившихся под следствием, в тюрьмах и лагерях на территории Западной Украины и Белоруссии и в «основной части» СССР. По немецким оценкам, в тюрьмах и лагерях находились 295 человек, под следствием – 55. Для решения данного вопроса между двумя странами была достигнута договоренность о предоставлении дипломатическим и консульским работникам возможности встреч с этими гражданами.

Немцы также требовали «выпуска из советского гражданства жен высланных германских граждан» и предоставления им возможности покинуть Советский Союз. Таких жен насчитывалось 70, а «выпущено» было всего 19. Еще одну категорию составляли дети, родившиеся от смешанных браков. В мае 1941 года немцы ставили вопрос о возвращении уже не 24 детей (как прежде), а 42 мальчиков и девочек{389}.

Дети в основном находились в московском детдоме № 6 (Калашный переулок, 12). Воспитатели разделили их на два списка. В первый вошли дети, на отъезде которых настаивало германское посольство. Однако указывалось, что некоторые из них не хотят ехать в Германию. Во второй вошли дети, «об отправке которых германское посольство не хлопочет». Зато хлопочет администрация детдома, «настаивает на возможно скорейшей отправке их ввиду наличия у этих детей антисоветских настроений»{390}.

Эта информация содержалась в записке исполнявшего обязанности заведующего Вторым Западным отделом НКИД Григория Вайнштейна, подготовленной для беседы Молотова с Шуленбургом. Указывалось также, что Шуленбург будет настаивать на «усилении темпов высылки из пределов СССР германских граждан, находящихся в заключении»{391}. Процесс этот шел ни шатко ни валко. С марта 1940 по март 1941 года советские власти освободили и передали германским властям только 40 человек из числа бывших заключенных или находившихся под следствием{392}.

Советское правительство, судя по всему, не требовало освобождения и выдачи советских граждан, которые могли находиться в германских тюрьмах и лагерях. Во всяком случае, это не отражено в дипломатической переписке. С учетом известных фактов (позиция полпредства в отношении «бывших», фактический саботаж эвакуации представителей «родственных» народов с отошедших к Германии польских территорий), логично выразить сомнение в том, что советская сторона была способна проявить подобный альтруизм.

В общем контексте советской политики прибытие в страну в массовом порядке граждан из-за рубежа (с советскими паспортами или без, соотечественников или представителей «несоветских» народов, в рамках репатриации, эвакуации или иммиграции) воспринималось как нежелательное явление.

В этот контекст органично вписывалось отношение к лицам, которых социалистическое государство, казалось, должно бы приветить не по национально-этническим или юридическим, а по идеологическим соображениям. Речь идет о коммунистах, подвергавшихся преследованиям в нацистской Германии. Советское руководство ровным счетом ничего не сделало для спасения членов братской партии и председателя ее центрального комитета Эрнста Тельмана.

Отчасти это было понятно: зачем хлопотать за тех, кого в СССР могли уничтожить с такой же легкостью, как и в Германии? Ведь по своему размаху репрессии против коммунистов в Советском Союзе были сравнимы с репрессиями против коммунистов в Третьем рейхе. Уничтожались как «собственные» коммунисты, так и коммунисты-иностранцы, рассчитывавшие обрести в СССР политическое убежище. В атмосфере всеобщей подозрительности людей, приехавших из-за рубежа и сохранявших связи с остававшимися там друзьями, родственниками и коллегами, запросто объявляли иностранными агентами и фашистскими наймитами, будь они хоть трижды коммунистами. Заявления Сталина о том, что «не бывало и не может быть случая, чтобы кто-либо мог стать в СССР объектом преследования из-за его национального происхождения»{393} были столь же правдивы, как заявления о том, что «сын за отца не отвечает».

Иностранных коммунистов арестовывали, расстреливали или отправляли в ГУЛАГ. Жертвами сталинского террора стали десятки членов и кандидатов в члены ЦК КПГ. К концу 1930-х годов, кроме Вильгельма Пика и Вальтера Ульбрихта, в живых не осталось ни одного из ключевых руководителей Коммунистической партии Германии. Репрессивное безумие не знало границ. В январе 1989 года на IX съезде Социалистической единой партии Германии была обнародована информация о том, что в Советском Союзе погибли по меньшей мере 242 видных деятеля германской компартии{394}.

После заключения пакта Москва выдала гестапо около 900 немецких и австрийских граждан, многие из которых были антифашистами и преследовались за свои убеждения{395}. Таким образом, забота о Тельмане представлялась по меньшей мере неуместной.