Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах

Шкварцев обследовал кабинет Астахова (заодно и Мерекалова) в надежде обнаружить улики, компрометирующие его предшественников. Эти старания были вознаграждены. Он доложил в НКИД «о наличии в делах Мерекалова и Астахова порнографической и черносотенной литературы»{404}. Под «порнографической литературой» чиновник, воспитанный в духе советского ханжества, мог подразумевать все что угодно. Рекламу женского белья, например, в иллюстрированных журналах. Под категорию «черносотенных» могли подойти эмигрантские издания, которые полпред и поверенный в делах использовали для работы.

Причинить вред Мерекалову новый полпред не мог. Тот был членом Верховного Совета СССР и к тому же пользовался расположением Сталина. Ну а топтать уже уволенного и беззащитного Астахова было делом несложным и безопасным.

В полпредстве еще оставалась жена Астахова. Поскольку считалось, что муж отбыл в короткую командировку, она ждала его возвращения. Наверное, думала, что он съездит в Москву и вернется обласканный начальством (какое дело провернул!), а вышло по-иному. Уехал и не вернулся, в то время это могло означать все что угодно, самое страшное… Можно представить, в каком она находилась состоянии. Естественно, пыталась поговорить с дипломатами, прибывшими из Москвы. Но Шкварцев и его коллеги опасались, что общение с супругой Астахова может им повредить. Хотя по-человечески разве не следовало ее приободрить и поддержать?

Возможно, взволнованная женщина была наслышана о характере полпреда и поэтому обратилась за разъяснениями не к нему, а к первому секретарю Павлову. Сделала это 3 сентября, сразу в день приезда в Берлин новых руководителей миссии. Очевидно, предположила, что первый секретарь окажется не черствым человеком и поделится какими-то сведениями. Но на беду, звонок раздался в то время, когда молодой дипломат беседовал со Шкварцевым и от общения с супругой потенциального врага народа он, разумеется, отказался. По указанию Шкварцева Павлов составил отчет (секретный), который должен был обезопасить его от наветов со стороны коллег:

В 7 часов вечера мне позвонила Астахова, с которой я совершенно незнаком. Она приглашала меня зайти к ней на квартиру послушать радио. Я отказался и предложил Астаховой зайти в кабинет полпреда, где я в то время находился, и сообщить мне то, что она желает. Но Астахова не явилась, позвонив еще раз, когда в кабинете меня уже не было. Подошедший к телефону т. Шкварцев ответил, что в кабинете меня нет{405}.

Вряд ли Астахова приглашала «послушать радио» – конечно, ее интересовала только судьба мужа.

Инспектируя полпредство, глава миссии рапортовал в Центр о сотрудниках, которые, с его точки зрения, вели себя неподобающим образом. В консульском отделе Шкварцеву пришелся не по вкусу секретарь отдела Глебский, и он тут же сообщил в Москву: «Тов. Глебский в Германии уже полтора года, говорит по-немецки, с посетителями держит себя недостаточно солидно, не так как бы полагалось работнику нашего полпредства»{406}. В подобном контексте даже факт владения Глебским немецким языком вызывал подозрения, ведь именно это позволяло секретарю вести себя «недостаточно солидно».

В ноябре 1939 года в полпредство прибыл первый советник Михаил Тихомиров. Первым делом он отчитался о том, как добирался в Берлин через Латвию и Литву, а в завершение своих путевых заметок вопреки всякой логике без какого-либо перехода поместил кляузу на первого секретаря Николая Иванова: «Из разговоров с сотрудниками выяснилось, что тов. Иванов абсолютно не пользуется авторитетом. Сам заявляет о своем отъезде из Берлина в ближайшее время. Многие сотрудники вечерами играют в шашки, в карты в своих комнатах. Коллектив разобщен, многие скучают. Это отсутствие профработы»{407}.

Вот так следовало вести себя советскому дипломату. Сразу после приезда заявить о своей бдительности, очернить коллегу, даже не познакомившись с ним, со слов других. Только так можно было удержаться «на плаву», быть на хорошем счету у начальства. А Иванов, без сомнения, попал «под раздачу» не случайно, в полпредстве уже какое-то время собирали на него компромат.

Через несколько дней после того, как Тихомиров сочинил свое донесение, первого секретаря отправили на родину. Провожал его бдительный атташе П. С. Филиппов, который не упустил ни одной детали, чтобы затем отразить их в собственном отчете: