Самолет вылетел из Парижа и совершил промежуточную посадку где-то посреди континента. В Йоханнесбурге ждала семья Хардакр, мощные северные англичане, которых мы знали по Дордони. Джефф, которому сейчас было за 50, когда-то работал в полиции Гонконга. Его несколько раз изрешетили пулями, потому что он всегда шел первым, если нужно было разорить бандитское гнездо. Он делал насечки на своем револьвере, считая тех, кого отправил к праотцам. Еще у него была причуда: он сам отливал себе пули в гараже.
В Гонконге на Джеффа произвела сильное впечатление статуя Будды. Он нашел там буддийского учителя-женщину и к тому времени, когда в качестве страхового агента осел с семьей в Южной Африке, уже был буддистом. Несмотря на лишний вес и множество физических недугов, к которым приводит жизнь, полная насилия, это был человек-лев. Я с радостью остановился у Хардакров.
Там уже было несколько маленьких медитационных групп, в которых практиковали ярко выраженные индивидуалисты. Моя главная задача состояла в том, чтобы извлечь все, что относится к буддизму, из той путаницы духовных традиций, которая до них дошла. Для этого приходится все время наступать на чье-то эго, но, если так не делать – вся будущая работа будет построена на песке. Проводить лекции в университетах или других общественных зданиях мы не могли из-за давления со стороны церкви. Поэтому большинство встреч проходило в частных помещениях.
Моя главная задача состояла в том, чтобы извлечь все, что относится к буддизму, из той путаницы духовных традиций, которая до них дошла.
Мои расхожие представления о Южной Африке вскоре развеялись. Когда я расспрашивал белых людей о положении черных, они говорили, что европейцы пришли в страну первыми, что и в самом деле исторически верно. Коренные жители вымерли еще до того, как там высадились белые. Когда я хотел узнать что-то о рабстве, которое первыми в мире отменили датчане, мне рассказывали, что представители черных племен брали в плен друг друга, потом продавали пленников арабам, а те перевозили их к побережью. Там рабов загружали на свои корабли европейцы. Сейчас в Южной Африке у чернокожего населения положение лучше, чем где бы то ни было. Некоторые друзья даже утверждали, что самое большое преступление белого человека против черной расы заключалось в том, что ей дали пенициллин, но забыли о противозачаточных средствах. Из-за этого в таких прекрасных странах, как ЮАР, одной из самых больших проблем стала стремительно растущая перенаселенность.
Когда заговорили о возникновении апартеида, прозвучало следующее объяснение: буры очень редко брали в походы своих женщин, и через два-три поколения последствия стали явно видны. Видя, как их генофонд постепенно исчезает в огромных негритянских массах, буры ввели эти невозможные ограничения – фактически, чтобы защитить самих себя. Дурную славу апартеид снискал потому, что его возвели в ранг закона. Светлая кожа означает более высокий статус во всем мире – хотя немногие отваживаются это говорить.
Одно было совершенно ясно: если объяснять здесь Учение Будды, то без политики. Я опять подумал, насколько прав был Кармапа, когда настаивал: «Никакой политики в моих центрах!»
Я опять подумал, насколько прав был Кармапа, когда настаивал: «Никакой политики в моих центрах!»
Ландшафт был впечатляющим и диким, с суровой однотонностью. Ветер загонял во все щели мелкую пыль из золотых приисков, обработанную цианидом, и многие страдали заболеваниями органов дыхания. Йоханнесбург выглядел как миниатюрный Нью-Йорк, с похожими, но не такими высокими небоскребами и архаичными перекрестками, на которых все сначала останавливаются, чтобы выяснить, кому ехать первым.
Однажды мы направились к Драконовым горам, наверное, самой старой горной цепи в мире. По дороге мы задержались в Претории, столице страны, и стояли на лестнице парламента, пока буры творили историю. Они послали весь мир подальше, всего за час отклонив целую дюжину серьезных резолюций ООН. Я не раз думал, что, если несколько миллионов представителей этого народа по-настоящему разозлятся, все остальные жители Африки очень скоро будут плавать в Средиземном море. В бурах чувствовалась какая-то непостижимая и упрямая сила, обычно не смягчаемая чувством юмора.