Моргейна села, подобрала платье, трясущимися пальцами натянула его на плечи. Ланселет молча глядел на нее. Вот он протянул руку, помог ей справиться с одеждой. И, после долгого молчания, печально промолвил:
- Дурно мы поступили, моя Моргейна, - ты и я. Ты на меня сердишься?
Моргейна словно онемела: в горле стеснилось от боли.
- Нет, не сержусь, - наконец выговорила она с трудом, понимая, что следовало бы завизжать, накричать на него, потребовать того, что он не в силах дать ей - а может быть, и ни одной другой женщине.
- Ты - моя кузина и родственница... но ничего дурного ведь не случилось, - срывающимся голосом проговорил он. - Хотя бы в этом я могу себя не упрекать - я не нанес тебе бесчестия перед лицом всего двора... я ни за что бы не пошел на такое... поверь мне, кузина, я искренне люблю тебя...
Не выдержав, Моргейна разрыдалась в голос.
- Ланселет, умоляю тебя, во имя Богини, не говори так... что значит, ничего дурного не случилось? Так распорядилась Богиня, этого желали мы оба...
Ланселет страдальчески поморщился.
- Ты такое говоришь... о Богине и прочих языческих дикостях... Ты меня почти пугаешь, родственница, в то время как сам я пытаюсь удержаться от греха... и однако же я поглядел на тебя с вожделением и похотью, сознавая, как это дурно... - Ланселет оправил на себе одежду; руки его дрожали. Наконец, едва не захлебываясь словами, он выговорил:
- Наверное, грех кажется мне более страшным, нежели на самом деле... ох, Моргейна, если бы ты только не была так похожа на мою мать...
Слова эти прозвучали пощечиной - жестоким, предательским ударом в лицо. Мгновение молодая женщина не могла выговорить ни слова. А в следующий миг ею словно овладела неуемная ярость разгневанной Богини. Моргейна поднялась на ноги и словно сделалась выше: она знала - это чары Богини преобразили ее, как это бывает на ладье Авалона; обычно миниатюрная и невзрачная, она возвышалась над ним, а могучий рыцарь и королевский конюший словно съежился и в испуге отпрянул назад: вот так все мужчины умаляются перед лицом Богини.
- Ты... ты презренный глупец, Ланселет, - бросила она. - На тебя даже проклятия тратить жалко! - Молодая женщина развернулась и бросилась бежать; Ланселет остался сидеть на прежнем месте, так и не застегнув штанов, изумленно и пристыженно глядя ей вслед. Сердце Моргейны неистово колотилось в груди. Ей отчаянно хотелось накричать на него - пронзительно и сварливо, под стать поморнику, - и одновременно тянуло сдаться, расплакаться в отчаянии и муке, умоляя о любви более глубокой, нежели та, которую Ланселет отринул и отказался ей дать, оскорбив в лице ее саму Богиню... В сознании ее всплывали обрывки мыслей и еще древнее предание о том, как некий мужчина застал Богиню врасплох и отверг ее, и Богиня приказала своим гончим растерзать его в клочья... и накатывала скорбь: она наконец-то получила то, о чем мечтала все эти долгие годы, и все это для нее - лишь зола и пепел.
"Священник непременно сказал бы, что такова расплата за грех. Уж этого-то я вдоволь наслушалась от замкового капеллана Игрейны, прежде чем меня отослали на Авалон. Неужто в сердце своем я - более христианка, нежели сама думаю?" И вновь Моргейне померещилось, что сердце ее того и гляди разобьется, ибо любовь обернулась для нее крушением и гибелью.
На Авалоне такого никогда не случилось бы: те, кто приходят к Богине вот так, никогда не отвергли бы ее власти... Моргейна расхаживала взад и вперед, в жилах ее бушевало неутолимое пламя; молодая женщина знала - никто не поймет ее чувств, кроме разве жрицы Богини, такой же, как она сама. Вивиана, с тоской думала она, Вивиана все поняла бы, или Врана, или любая из нас. "Что же я делаю все эти долгие годы вдали от моей Богини?"
ТАК ПОВЕСТВУЕТ МОРГЕЙНА
"Три дня спустя я испросила у Артура дозволения покинуть его двор и отправиться на Авалон; я сказала лишь, что соскучилась по Острову и по моей приемной матери Вивиане. За эти дни я ни разу не поговорила с Ланселетом, если не считать обмена пустыми любезностями в тех случаях, когда от встречи было не уклониться. И даже тогда я подмечала, что он не смеет смотреть мне в глаза, и во власти стыда и гнева обходила его стороной, лишь бы не сталкиваться с ним лицом к лицу.
И вот я взяла коня и поскакала на восток через холмы; и в течение многих лет не возвращалась более в Каэрлеон, и не ведала, что происходит при Артуровом дворе... но эту историю лучше отложить на потом".
Глава 8