Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

Следующим летом к Британским берегам стекались саксонские полчища; и Артур и его люди весь год собирались с силами, готовясь к неизбежному сражению. Артур повел свое воинство в битву и отбросил саксов прочь, однако решающей победы, как надеялся, не одержал; враги и впрямь понесли серьезный урон, от которого не оправятся в течение года; но у Артура недостало людей и коней для того, чтобы разгромить неприятеля раз и навсегда, как он рассчитывал. В сражении короля ранили, и не то чтобы серьезно, однако рана загноилась и воспалилась, и на протяжении почти всей осени Артур был прикован к постели. Повалил первый снег, когда он наконец сумел пройтись по двору, опираясь на палку; а шрам Артуру предстояло унести с собою в могилу.

- В седло я смогу сесть никак не раньше весны, - мрачно пожаловался он Гвенвифар. Королева стояла у самой стены, кутаясь в синий плащ.

- А чего доброго, и позже, дорогой мой лорд, если застудишь рану, не залечив ее толком, - заметил Ланселет. - Ступай в замок, прошу тебя: глянь-ка, плащ Гвенвифар снегом припорошило.

- А заодно и твою бороду, Ланс, - или это седина пробивается? поддразнил Артур, и Ланселет рассмеялся.

- Думаю, и то, и другое справедливо; здесь, мой король, у тебя передо мною преимущество: твоя борода столь светла, что седины в ней и не заметишь. Ну же, обопрись на мою руку.

Артур отмахнулся было, но тут вступилась королева:

- Нет, Артур, возьми его под руку; вот упадешь - и все труды лекарей пойдут насмарку... а камень скользкий, снег-то под ногами тает.

Вздохнув, Артур оперся о плечо друга.

- Вот теперь и я вкусил, каково это - состариться. - Подошла Гвенвифар, взяла его под вторую руку, и король рассмеялся: - А что, будешь ли ты так же любить меня и поддерживать, когда в бороде и волосах у меня и впрямь пробьется седина и стану я опираться на палку, точно мерлин?

- И даже когда тебе стукнет девяносто, лорд мой, - со смехом поддержал его Ланселет. - Вот так и вижу, словно наяву: Гвенвифар ведет тебя за одну руку, я - за другую, и так ковыляем мы, едва волоча ноги, к твоему трону к тому времени нам всем будет под девяносто или около того! - Конюший вдруг посерьезнел. - Беспокоюсь я за Талиесина, лорд мой, он совсем одряхлел, и зрение его подводит. Не следует ли ему возвратиться на Авалон и провести там последние годы в покое и мире?

- Конечно же, следует, - отозвался Артур, - да только он говорит, что не бросит меня одного, на советников в лице одних лишь священников...

- А где тебе и найти лучших советников, если не среди святых отцов, лорд мой? - вспыхнула Гвенвифар. Жуткое слово "Авалон" она терпеть не могла; ее пугала самая мысль о том, что Артур дал обет оберегать и хранить тамошние языческие обычаи.

Они вошли в зал, где горел огонь, Ланселет осторожно усадил короля в кресло, и тот раздраженно отмахнулся:

- Да уж, устройте старика у очага и принесите ему ночной горшок: дивлюсь я, что вы позволяете мне носить сапоги и штаны вместо ночной рубашки!

- Дорогой мой лорд... - начала было Гвенвифар, но Ланселет положил руку ей на плечо.

- Не тревожься, родственница; все мужчины таковы: капризничают и брюзжат, когда больны. Артур сам не понимает, как хорошо устроился: за ним ходят прекрасные дамы, к его услугам изысканные яства, и чистые повязки, и столь презираемые им горшки... А вот я лежал раненым в военном лагере, и ухаживал за мной вечно всем недовольный старикашка - он был хром и сражаться не мог, - и валялся я в собственном дерьме, поскольку с места сдвинуться не мог, и никто и не думал подойти ко мне и помочь подняться, и приносили мне лишь кислое пиво да сухари, чтобы в пиве размачивать. А ну, перестань ворчать, Артур, а не то я уж позабочусь, чтобы ты лечил свою рану мужественно и стойко, как подобает солдату!

- Да уж, этот и впрямь позаботится, - фыркнул Артур, тепло улыбаясь другу. - Не слишком-то ты боишься своего короля, принц Галахад... - Артур взял из рук жены роговую ложку и принялся поглощать месиво из горячего вина с хлебом и медом. - До чего вкусно; и притом согревает; и пряности там есть, не так ли - те самые пряности, что ты велела мне прислать из Лондиниума...

Подошедший Кэй забрал у короля пустую чашу.

- Ну, и как поживает твоя рана после часовой прогулки, лорд мой? По-прежнему болит и ноет?

- Меньше, чем в прошлый раз; вот и все, что я могу сказать, отозвался Артур. - Впервые в жизни я узнал, что такое настоящий страх: я испугался, что умру, не завершив трудов своих.

- Господь того не допустит, - вступилась Гвенвифар. Артур погладил жену по руке.

- Вот и я себе так говорил, однако внутренний голос твердил мне, что это - великий грех гордыни: страшиться, что я сам или кто-либо другой незаменимы для воплощения Господнего замысла... Долго размышлял я обо всем об этом, пока лежал в постели, не в силах подняться.

- Сдается мне, мало чего оставил ты незавершенным, если не считать окончательной победы над саксами, лорд мой, - вмешался Кэй. - Но теперь пора тебе лечь; прогулка утомила тебя.