Вернадский

Его беспокоит судьба природы Земли, находящейся под могучим давлением социальных бурь, множащейся техники, растущих материальных потребностей, алчности людей. Можно ли спасти биосферу, которую человек разрушает по недоумию, не понимая, что он сам — неотъемлемая часть биосферы — при ее оскудении и гибели обречен на вымирание?

Он остается оптимистом, несмотря на все свои сомнения. Еще более укрепляется в мысли, что только наука обеспечит счастливое будущее человечества и сохранит сферу жизни. Откроется всем людям на Земле великое значение познания биосферы. Однако подобные мечты не вполне согласовались с тем, что происходило в стране и мире.

Приход к власти в России большевиков (поначалу с левыми эсерами) он не приветствовал. Хотя именно партия конституционных демократов (кадетов), одним из основателей и первым руководителем которой он был, активно содействовала падению царизма. Он принципиально оставался вне любых партий (так же как любых философских течений).

Изменения политического строя в России он воспринимал как процесс в значительной степени естественный, знаменующий появление новых мощных общественных сил, отчасти анархических. То, что большевики смогли после смуты воссоздать великую Россию под новым названием, да ещё содействуя развитию науки, его устраивало.

И всё-таки непростые отношения складывались у него с советской властью, а тем более с идеологами марксизма-ленинизма. Чтобы это понять, надо иметь некоторое представление о том, какие изменения претерпевала страна при его жизни.

За последнюю четверть века усилиями официальных идеологов навязывается обществу мнение о том, будто в СССР были периоды, связанные с именами диктаторов, воля и мысль которых направляли развитие страны, меняя или корректируя смены курса. Подобные примитивные схемы популярны в массах не только широкой публики, но и «элиты», в том числе научной.

Владимир Иванович склонялся к мысли о значительной роли личности в истории знаний и в меньшей степени общества. Но вместе с тем он предполагал существование стихийного, объективного процесса развития научной мысли и глобальной цивилизации. В самом общем виде с этим трудно не согласиться (о его конкретных спорных идеях поговорим в заключительной главе.

Тем не менее теперь в России возобладало архаичное, диковатое и нелепое для XXI века представление о том, что официальный руководитель государства определяет путь развития или деградации страны, ответственен за всё в ней происходящее. Это проявляется, в частности, не только по отношению к выдающимся политическим и государственным деятелям, но и к более или менее заурядным личностям (Хрущёв, Брежнев, Горбачёв, Ельцин и др.).

Какими бы эпитетами ни награждали, скажем, Ленина и Сталина, их влияние заметно сказывалось главным образом в критических ситуациях. Без поддержки влиятельных социальных групп или значительно части народных масс они не удержались бы у власти и не смогли бы реализовать свои замыслы.

Вернадскому довелось пережить резкие смены общественной и государственной систем России. После двух анархических революций 1917 года и Гражданской войны вспыхнувшие страсти долго не утихали.

Реконструировать обстановку того времени чрезвычайно трудно. Продолжалось революционное и контрреволюционное брожение, что вполне естественно после коренных социально-экономических преобразований Российской империи. Построение небывалой в истории общественной формации шло не по каким-то гениальным генеральным планам теории Маркса и Ленина, а во многом — вынужденно — примитивным методом проб и ошибок.

Оставались миллионы активных или пассивных противников советской власти. Продолжали будоражить общество энтузиасты борьбы за полное обновление культуры. Иосиф Сталин и Николай Бухарин заговорили о возможности построения социализма в одной стране. Это возмутило Льва Троцкого и других сторонников мирового революционного пожара, в котором русскому народу была уготована роль «горючего материала». Обострялись идейные разногласия внутри правящей партии.

В Советской России только Академия наук оставалась принципиально беспартийной организацией, во многом сохранившей дореволюционные традиции. Вернадского и учёных «старой школы» это вполне устраивало. В академии не было ни одного коммуниста.

Так продолжалось недолго.

Глава 6 Патриот

На непроглядный ужас жизни

Открой скорей, открой глаза,
Пока великая гроза
Всё не смела в твоей отчизне.

Борьба за Академию

В июне 1929 года Владимир Иванович написал сыну в США: «Сейчас в России страшное время — идёт террор, борьба против христианства, бессмысленная жестокость, идёт, несомненно, столкновение с русским крестьянством. Машина коммунистическая действует прекрасно, воля огромная, — но мысль остановилась, и содержание её мертвое. А затем малограмотные, ограниченные и бездарные люди во главе, — а затем огромное количество воров и мошенников… Их очищают, но они лезут лавиной».