Вернадский

Лето провели в деревне, в поместье Старое Пластиково Рязанской губернии. Маленький Володя впервые попал за город и вместе с братом Николаем, с которым очень подружился, наслаждался природой. Собирали гербарий, удили рыбу…

С лета 1868 года воспоминания Володи Вернадского становятся его собственными. Он осознал себя во времени и пространстве, у него будто открылись глаза. Начинается жизнь души. Он жадно впитывает все окружающее, а от брата перетекает к нему «шигаевское начало».

Иван Васильевич поправился, однако, не вполне. Самое печальное, что он, блестящий лектор и оратор, потерял способность ясно и четко говорить. Пришлось расстаться с преподаванием. Профессор принял предложение занять должность управляющего конторой Государственного банка в Харькове. Не заезжая в Петербург, семья прямо из деревни возвратилась в Малороссию.

Харьковские годы остались в памяти как самые лучшие и безмятежные. Жили обеспеченно. Вокруг управляющего сложился круг местных чиновников. Анна Петровна пристрастила их к хоровому пению, и тихими вечерами из открытых окон дома Вернадских лились прекрасные украинские песни.

Все желания Володи и его сестер исполнялись и «даже слишком». Однако что касается волеизъявлений мальчика, они никогда не переходили в капризы. Он был вдумчив и спокоен, всегда оставался доволен тем, что есть под руками. Интересы определились очень рано. «Самыми светлыми минутами представляются мне в это время те книги и мысли, какие ими вызывались, и разговоры с отцом и моим двоюродным дядей E. М. Короленко, помнится также сильное влияние моей дружбы с моим старшим братом, — вспоминал Вернадский через 20 лет… — Я рано набросился на книги и читал с жадностью все, что попадалось под руку, постоянно роясь и перерывая книги в библиотеке отца»⁶.

Итак, лучшие часы проходят в кабинете отца. Одной из первых он одолел, несмотря на ее архаичный язык, монументальную «Историю Российскую» Татищева. Привлекали и запомнились книги естественно-научного содержания: «История крупинки соли», «Великие явления и картины природы». Совершенно захватывали книги о путешествиях и открытиях. Так, в памяти навсегда осталось описание морской бури в гончаровском «Фрегате “Паллада”».

Две области: история и природа — время и пространство — навсегда останутся главными и вызовут позднее колебания: поступать на исторический или на естественный факультет университета?

* * *

Страсть к знаниям пробуждалась в общении с дядюшкой Короленко — весьма оригинальным человеком для провинции. Евграф Максимович после учебы в Пажеском корпусе стал офицером, но из-за какой-то истории рано оставил службу. Был вольнолюбивым и либеральным человеком, не любил попов, всегда чувствовал тягу к наукам. Выйдя в отставку, с увлечением начал читать все популярные и научные книги, которые только мог достать. Огромное влияние на него оказало «Происхождение видов» Дарвина. Он уверовал в эволюцию сразу и навсегда и, как вспоминал племянник, с головой ушел в сочинение труда о происхождении человека. Лишь смерть прервала его любимое занятие. Вернадский сохранил сочинение дядюшки в своем архиве.

Вероятно, в серьезном и любознательном мальчике Евграф Максимович впервые нашел благодарного слушателя. Они очень сблизились. «Никогда не забуду того влияния и того значения, какое имел для меня этот старик в первые годы моей умственной жизни, — писал Вернадский невесте, — и мне иногда кажется, что не только за себя, но и за него я должен работать, что не только моя, но его жизнь останется даром прожитой, если я ничего не сделаю. Вспоминаются мне темные зимние звездные вечера. Перед сном он любил гулять, и я, когда мог, всегда ходил с ним. (В ту доэлектрическую эру звезды над городами сияли ярче нынешнего. — Г. А.) Я любил всегда небо, звезды, особенно Млечный Путь поражал меня, и в эти вечера я любил слушать, как он мне о них рассказывал; я долго после не мог успокоиться; в моей фантазии бродили кометы через мировое пространство, падающие звезды оживлялись, я не мирился с безжизненностью Луны и населял ее роем существ, созданных моим воображением. Такое огромное влияние имели эти простые рассказы на меня, что, кажется, я и ныне не свободен от них»⁷.

Будило фантазию и общение с окрестными мальчишками, тайное, разумеется, для барчука, или паныча, по-местному. Он наслушался от них рассказов о чертях, ведьмах и загробном мире. Всюду стали мерещиться ему домовые или какие-то летающие души. Стал бояться оставаться один в темной комнате, со страхом перебегал из одной в другую. Ночью просыпался. Слышалось, будто кто-то зовет его: «Володя, Володя!» Дрожа, отзывался: «Я здесь, Господи!» Но все смолкало, лишь какой-то хохот перебегал по углам, и он со страху зажмуривался, читал молитву и с головой укутывался в одеяло.