Приданию рукописи характера подлинника служило еще и то обстоятельство, что изготовленные тетради были переписаны и на русском, и на французском языках. Удивляешься проявленному трудолюбию - не лень было переводить и переписывать. Но как увидим из дальнейшего, труд был вовсе не напрасный, так как был совершен в расчете на иностранного читателя.
И еще одно небольшое, но весьма показательное обстоятельство. В деле N 9 имеются черновики «дневника», то есть рукописные листы, в которых проводили обычную правку чернового текста. То есть, в написанный черными чернилами текст были внесены многочисленные исправления красными чернилами. Ясно, что такие действия с оригинальными источниками, пусть и переписанными, недопустимы. И ни один настоящий историк или литератор не посмеет так обращаться с документальными источниками. Эти черновики написаны на той же бумаге, что и фрагменты камер-фурьерского журнала, перепечатанные на машинке. То есть, и для написания чернового варианта, и для работы с источниками была использована одна и та же бумага - ведомственные листы, разорванные из экономии или из удобства на четыре части. Создается впечатление, что исполнители, увлекшись грандиозной задачей и предвкушая если не славы (все же работа носила секретный характер), то значительного гонорара, уже не обращали внимание на такие мелочи, как уничтожение улик.
Да в тот момент, работая под крышей чрезвычайки, невозможно было и помыслить, что кто-то когда-либо будет серьезно копаться в этой грязной истории, чтобы вывести подельщиков на чистую воду. А то, что работа велась под надзором спец. органов, не вызывает никаких сомнений. Поскольку она носила секретный характер, была рассчитана на широкий международный и общественный резонанс и достижение определенных идеологических целей по дискредитации царизма и его пособников, постольку она не могла не быть под контролем соответственных отделов ЧК.
Надеясь на то, что победителей не судят, исполнители задались целью как можно скорее исполнить приказ партии и издать сенсационную книгу, которая помойным ушатом клеветы потушит зажегшийся было последний, как они думали, и так напугавший их огонек правды. И со всей ненасытной алчностью своей безродной натуры они бросились исполнять это грязное дело, нисколько не озабочиваясь такими мелочами, как уничтожение компрометирующих листочков. Быть может, и наоборот: движимые непомерным честолюбием, они намеренно сохранили следы преступления, умиляясь при мысли о том, как благоговейные потомки, разбирая архивы, будут стряхивать пыль с их писулек, а затем потрясать ими в знак доказательства именно их авторства. Поистине зарвавшийся хам не может видеть своего безумия.
Как уже было сказано, расчет был на издание не только в Советской России, но и за границей. В связи с этим главноуполномоченный редактор рабочего издательства Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б) и Ленинградского Губкома ВКП(б) «Прибой» Зиновий Самуилович Давыдов, пытаясь установить деловые контакты с братьями по издательскому цеху в Германии, связался с членом правления А/О «Русгерторг» в Берлине товарищем Абрамом Григорьевичем Галопом-Ремпелем. Он надеялся, что германские связи Абрама Григорьевича помогут ему выгодно пристроить рукопись в солидном немецком издательстве. Переписка этих заметных деятелей партии по вопросу издания «лжедневника» в Германии хранилась в Архиве министерства внешней торговли Союза ССР в фонде Русско-Германского акционерного общества (А/О Русгерторг), а затем была передана в ГАРФ, где и хранится по сей день. Заметим, что шефом Зиновия Самуиловича был уже упомянутый в связи с подложным завещанием Михаил Алексеевич Сергеев, которому, согласно этому подложному завещанию, должны были быть переданы таинственные тетради в случае смерти А. Вырубовой. Позволим себе, не приводя полностью всей переписки, отметить наиболее яркие мысли и сделать кое-какие выводы.
Прежде всего Зиновий Самуилович доверительно сообщает Абраму Григорьевичу, что им «найден, приведен в порядок, обработан и проредактирован дневник Вырубовой - вещь исключительного интереса и почти небывалой сенсационности», - напирает Зиновий Самуилович на знакомые ему струнки нездорового интереса ко всякой патоке, не сомневаясь, что найдет нужный отклик в родственной душе. Далее Зиновий Самуилович вынужден приоткрыть истинные мотивы своего предприятия. «В 1922 г. в Париже вышли воспоминания Вырубовой, написанные ею уже в эмиграции, - пишет он; - воспоминания эти преисполнены лжи…». То есть, понятно: нужно принять контрмеры для нейтрализации подлинных воспоминаний. Поэтому Зиновий Самуилович просит Абрама Григорьевича «устроить издание дневника на русском языке в Берлине» и при этом оговаривает (отметим это особо), что «все авторские права перевода и вообще издания вне пределов СССР остаются за мною» - то есть за товарищем Давыдовым.