— Не надо спешить с выводами… Это друзья, к тому же ваши спасители. Это апачи, которых я привел сюда, чтобы помочь вам в схватке с команчами.
— Апачи? Тогда объясните мне, сэр, в чем именно я заблуждаюсь, ведь краснокожие — это краснокожие; никому из них нельзя верить, да к тому же я еще не уверен, что вы действительно Олд Шеттерхэнд.
— Well, тогда принимайте меры, какие вы считаете необходимыми; только, ради Бога, воздержитесь от враждебных действий. Я вам потом все объясню, но прежде подам апачам знак не приближаться к лагерю на расстояние выстрела до тех пор, пока вы не обретете к нам доверие.
— Я пойду и скажу им все, — предложил Олд Шурхэнд.
— Да, пожалуйста, сэр! Скажите им также, чтобы на высотке у кустов поставили часового!
— На высотке? Зачем? — спросил командир все еще с недоверием. — Зачем посты у меня в тылу?
— Чтобы следить за подходом Нале Масиуфа. Я же вам уже сказал, что он близко и может оказаться здесь каждую минуту.
— Но я же могу поставить часовыми своих людей!
— У моих апачей глаза более зоркие.
— Черт возьми! Если вы… если вы!..
— Вы хотите сказать: если вы враги и обманщики?
— Да, — согласился он.
— Вы что же, думаете, что двое белых могут быть смелыми и в то же время подлыми?
— Хм! Я же не имею никаких доказательств, что идущие сюда краснокожие действительно апачи.
— Так вы не можете отличить апачей от команчей?
— Нет.
— И, несмотря на это, ведете войну с индейцами? Вы совершаете величайшую ошибку! Впрочем, что говорить, смотрите, вон они подходят! Их пятьдесят человек. У вас, как мне кажется, около сотни хорошо обученных кавалеристов. Вам ли бояться краснокожих?
— Нет. Я вам верю, сэр. Только пусть индейцы остановятся подальше от лагеря, пока я не разрешу им приближаться. Поймите, я только выполняю свой долг.
— Я понимаю. Но теперь вы можете убедиться, что не стоит беспокоиться. Мистер Шурхэнд уже подъехал к ним; они остановились и спешились. Только трое из них поскакали на высотку; это часовые, которые обеспечат нам безопасность.
— Прекрасно! Я доволен, сэр. Однако я не должен забывать, что надо делать для нашей защиты.
Он отдал несколько приказов, по которым его отряд с ружьями наготове занял такие позиции, чтобы легко отразить атаку апачей, в случае если они захотят напасть на солдат.
— Это не должно вас сердить, — оправдывался он.
— Мне и в голову не приходит упрекать вас! — ответил я. — Если бы вы дослушали меня до конца, то доверились бы мне. Возвращается мистер Шурхэнд. Присядем-ка ненадолго! Мне хочется вам кое-что рассказать в доказательство того, что я вам все время говорил правду и что вы без нас пропали бы.
Мы опять расположились у воды, и я о многом рассказал ему. Правда, в наших интересах некоторые обстоятельства я опустил, тем более, что для солдат они не имели особого значения. Мой рассказ произвел очень сильное впечатление на капитана и его офицеров. Его лицо становилось все более серьезным и сосредоточенным, и, когда я закончил, он оставался еще некоторое время неподвижным и задумавшимся, не произнося ни одного слова. Офицеры теперь были абсолютно убеждены, что они без нашего вмешательства попали бы в очень сложную ситуацию. Наконец он посмотрел мне прямо в лицо и сказал:
— Прежде всего разрешите один вопрос, мистер Шеттерхэнд: можете ли вы меня извинить, что я так… так… был против вас?
— Охотно! Значит, вы теперь верите, что я Олд Шеттерхэнд?
— Я был бы большим идиотом, если бы не поверил в это!
— Вы также можете быть уверены, что ваше положение именно таково, как я его вам описал, сэр.
— Как вестмен, вы превосходите даже самого блестящего офицера! При всем нашем желании, при всей хитрости и храбрости мы ничего не смогли бы сделать, поскольку среди нас не было руководителя, который знал бы прекрасно не только окружающую местность, но и самих краснокожих, их язык и обычаи. Вы смогли подслушать команчей и узнали все их коварные планы. Мы этого сделать не сумели и попали бы, ничего не замечая, в такую передрягу, что живым из нее скорее всего никто бы не вышел. За это собаки-команчи должны заплатить кровью. От нашего перекрестного огня ни один из них не убежит!
— Постойте, сэр! Это как раз тот пункт, по которому мы должны найти согласие, прежде чем твердо договоримся о поддержке, которую я вам обещал.
— Что такое?
— Я не убийца!
— Я тоже!
— Но сейчас здесь вы ведь хотите убивать!
— Убивать? Нет. Я призван воевать против индейцев, пока не добьюсь победы или пока они не сдадутся.
— А если они сдадутся без борьбы?
— И в этом случае они должны быть наказаны.
— Как вы себе это представляете?
— Я прикажу расстрелять каждого десятого или двадцатого, ну, может быть, тридцатого из них.
— Сомневаюсь, удастся ли вам такое! Но на нашу помощь, во всяком случае, не надейтесь!
— Что это вы надумали? Я совсем в вас не нуждаюсь, сначала, правда, вы будете мне нужны!
— Я тоже так думаю, и поэтому судьба краснокожих не в ваших, а в наших руках.
— Только в ваших?
— Да.
— Этого не может быть, мистер Шеттерхэнд.
— И тем не менее!