Верни мне мои легионы!

На сей раз оба загоготали. Так хохочут люди, когда им не над чем смеяться, но тут уж либо смеяться, либо ругаться на чем свет стоит.

Кто-то позади Вара тоже хихикнул, и наместник сердито обернулся. Лицо Аристокла было таким невинным, будто он в жизни не слышал ничего смешного. Арминий и Зигимер стояли с лицами серьезными и суровыми, как у мраморных надгробных статуй.

Вар вспыхнул, уши его горели. Это ж надо — при его-то высоком чине выставить себя на смех перед нижестоящими!

Взяв себя в руки, он сказал Арминию:

— Скоро мы будем готовы выступить!

— Так точно, командир! — отозвался германец. — Твои люди всегда делают все вовремя и как положено.

— Римская эффективность! — не без гордости промолвил Вар. — Надеюсь, на марше вы сможете оценить ее еще больше.

— О, я тоже на это надеюсь, — отозвался Арминий. — И спасибо за то, что ты берешь меня в поход по дороге, которую предложил я.

Высокие, тяжелые, набухшие влагой тучи ползли по небу, солнце играло среди них в прятки. Когда оно на несколько минут скрывалось, прохладнее не становилось, а его появление не прогоняло сырость. Пару дней назад похожие тучи разразились такой грозой, какую Вар вряд ли видел на своем веку. Насколько он понимал, тучи могли в любой момент обрушить на марширующие легионы такую же бурю.

— Если там, на севере, погода получше, если там хоть чуть-чуть меньше сырости, этот путь подходит нам как нельзя лучше.

Арминий кивнул.

— О да. Там почти всегда сухо.

Он слегка подтолкнул отца локтем и шепнул ему что-то на своем гортанном наречии.

После этого Зигимер тоже кивнул.

— Погода быть хороший, йа, — произнес он на ужасающей латыни.

Последнее слово вообще было не латинским, но как раз относилось к тем немногим, которые Вар освоил на германском.

— Ты увидишь землю, откуда я родом.

Арминий говорил куда более свободно — и вообще, если уж на то пошло, был куда более цивилизован.

— О, великая радость. Еще одна вшивая дыра, каких полно в этой грязной, вшивой стране, — вымолвил Аристокл.

Вар на мгновение даже удивился, что Арминий не выхватил меч и не рассек заносчивого раба пополам. Затем наместник сообразил, что Аристокл говорил спокойным тоном, с самым бесстрастным лицом — и, главное, по-гречески. Для Вара, получившего прекрасное образование и долго прослужившего на Востоке, этот язык звучал так же привычно, как латынь, но для невежественного германца представлял собой лишь набор звуков.

— Ладно, ладно, — промолвил Вар тоже по-гречески. — Для него естественно гордиться родным домом.

— Ласточка тоже гордится гнездом из прутиков и грязи, — возразил Аристокл, — но это не заставляет меня двинуться другой дорогой, чтобы нанести визит в это гнездо.

Арминий переводил взгляд с одного собеседника на другого. Но поскольку никто не перевел германцу разговор, Арминий лишь пожал широкими плечами. Возможно, он решил, что эти двое обсуждают его, если можно так выразиться, у него за спиной. Но даже если он и впрямь так подумал, он ничем не выказал гнева, которого, по мнению Вара, вполне естественно было бы ожидать от варвара.

Звяк! Легионер швырнул железный треножник на подводу. Римляне зарыли в землю немало железа втайне от Арминия и других германцев. Легионеры не хотели, чтобы дикари выкопали железные изделия и перековали на наконечники копий и клинки мечей.

Все шло гладко. А почему бы и нет? Каждый год, именно в это время, воины разбирали лагерь в Минденуме и уже изрядно в том поднаторели. Интересно, неужели им еще лет двадцать придется в конце лета проделывать то же самое? Или через двадцать лет они будут оставаться тут круглый год в качестве гарнизона мирной провинции?

«Если этого не случится, — подумал Вар, — значит, я не справился с порученным делом».

Что навело его на следующую мысль.

«Если я не выполню порученное задание, как поступит со мной Август?»

Вар уже не раз обдумывал возможные варианты. Опала. Ссылка. Пустынный остров, лежащий на расстоянии многих миль от чего бы то ни было, кроме другого пустынного острова. Но даже если не думать о худшем, неудача навлечет на наместника немилость Августа, а немилость Августа страшней и холодней самой лютой снежной бури на берегах Рейна.

«Поэтому неудачи быть не должно», — мысленно сказал себе Вар.

— Ты когда-нибудь слышал, что по ту сторону холмов дожди реже и слабее, чем по эту? — спросил Эггий.

Второй лагерный префект покачал головой.

— Нет. Но и никогда не слышал, что они там чаще и сильнее. Сдается, мокнуть нам придется что здесь, что там. А вообще германцы напоминают сирийских торговцев смоквами: врут напропалую, лишь бы привлечь к себе внимание. Но, думаю, на сей раз все будет в порядке.

— Надеюсь, — откликнулся Эггий. — Только не может быть, чтобы на этой вонючей тропке свет клином сошелся. У нас ведь была вполне приличная, почти настоящая дорога… Ну, во всяком случае, вполне приличная тропа, ведущая из Минденума прямиком на запад. А эта тропка по сравнению с ней — просто звериный след, да и только.