Верни мне мои легионы!

Но даже если бы Арминий мог отдать такой приказ, он бы этого не сделал, ибо слишком хорошо понимал: удержать свою армию на земляных работах он не сумеет. Очень скоро все разбегутся по округе в поисках еды. До него слишком поздно дошло, что неотъемлемой частью римского осадного искусства является организация бесперебойного снабжения осаждающих припасами. Кроме того, римские воины, даже сгрудившиеся на небольшом пространстве, не были так подвержены заразным болезням, как германцы, потому что Арминий никак не мог принудить своих воинов соблюдать чистоту и порядок. Не мог даже приучить их не облегчаться в реку выше по течению от тех мест, где они брали воду.

Зная, что не может позволить себе затяжную осаду Алисо, Арминий вновь и вновь бросал воинов на штурм частокола. Может, удача снова улыбнется германцам? Может, окруженные превосходящими силами римляне отчаются? Ведь стоит им дрогнуть, как волна германцев тут же захлестнет их и смоет прочь.

Арминий надеялся и на то и на другое… Но ни того ни другого не случалось. Возможно, запертые в Алисо легионеры были последними оставшимися в живых римлянами на этом берегу Рейна, но сражались они так, будто по-прежнему были полны решимости превратить Германию в покоренную провинцию не сегодня, так завтра.

После целой недели бесплодных штурмов Зигимер отвел Арминия в сторону и сказал:

— Ничего не выйдет, сынок. Если мы и вправду собираемся отвоевать Галлию у Рима, нельзя терять времени под этим валом.

— Но мы не можем оставить легионеров у нас в тылу, — возразил Арминий. — Еще одна попытка! Они не могут отражать наш натиск вечно!

Может, вечно отражать натиск германцев римляне бы и не смогли, но тот последний штурм они отбили.

А среди осаждающих, чего и боялся Арминий, начались понос и кашель, к тому же люди уже голодали… И поползли слухи, что римляне стягивают к Рейну воинов со всей Галлии.

Германцы разбегались по домам, и ни уговорами, ни угрозами, ни силой нельзя было их удержать. Эти люди способны были совершить великое деяние — но не два таких деяния подряд. И, глядя на то, как на глазах тает его армия, Арминий уныло гадал, не слеплен ли он сам из того же теста.

XVIII

Позднее лето считалось в Риме самым жарким и нездоровым сезоном, и все римляне, считавшие себя более или менее значительными персонами, проводили это время вне города. Некоторые владели виллами на взморье, другие предпочитали уединенные убежища в горах, там, где воздух был чист и царила приятная прохлада. Самые богатые фамилии имели остров, а то и два в Тирренском море.

Август владел и виллами на морском побережье, и особняками в горах. И собственными островами. Чего у него не было, так это претенциозности. В других претенциозность казалась ему неким извращением; правда, в отличие от других ему не нужно было демонстрировать собственную значимость. Он прекрасно знал себе цену, ее знали в Римской империи все от мала до велика.

Не имея особых претензий и радея о пользе дела, Август остался на лето в Риме. Переберись он в одну из своих летних резиденций — и являвшимся в столицу гонцам и курьерам пришлось бы выяснять, в какой он именно резиденции, а после ехать туда. Значит, сведения приходили бы к императору с задержкой, вопросы решались бы с запозданием. А ведь управление огромной империей и без того осуществлялось довольно медленно, и тормозить этот процесс еще больше было бы не только нежелательно, но и опасно. На такие события, как мятеж, вторжение врага или голод следовало реагировать быстро. И хороших новостей в летней резиденции пришлось бы дожидаться дольше. А как раз несколько дней назад пришло известие о том, что Тиберий наконец полностью усмирил мятежную Паннонию.

— Палатинский холм не так уж плох, — говорил правитель Римского мира всем, кто его слушал. А когда ты — правитель Римского мира, слушать тебя поневоле приходится всем. — Мы находимся здесь почти на такой же высоте, как если бы жили в Апеннинах.

И бесчисленные слуги и рабы слушали… А за спиной императора закатывали глаза и крутили пальцами у виска. Они слишком хорошо знали, что здесь, в Риме, жарче и отвратительней, чем в любой из множества летних резиденций, которую мог выбрать Август. Но если ему охота обливаться потом и вдыхать не слишком свежие городские запахи, которые приносит каждое дуновение ветерка, — воля его. А коли император хочет, чтобы и другие терпели такое из-за него… Опять же, на все его воля. Слугам и рабам оставалось только ворчать и сетовать — конечно, когда император их не видел и не слышал.

Август очень любил вздремнуть после полудня; учитывая его возраст, это было неудивительно. Слуги и телохранители — римляне и германцы, — отобранные из-за высокого роста и грозного вида, ревностно охраняли его покой.

И когда с севера, почти загнав коня, прибыл гонец со срочным посланием, император тоже спал.

Видя, в каком состоянии находится скакун верхового, один из конюхов Августа неодобрительно щелкнул языком. А другой добавил: