Верни мне мои легионы!

— Ты мог бы и не гнать так, приятель, потому что император все равно спит. И проснется не раньше чем через пару часов.

— Разбуди его, — спокойно, но твердо потребовал гонец.

— Что?

Оба конюха вытаращились на него, не веря своим ушам.

— Да он с нас шкуру сдерет!

— Он сдерет с вас шкуру, если не сделаете, что я велю. Я доставил очень важные новости.

— Что за новости? — живо осведомился конюх, беспокоившийся насчет своей шкуры.

— Послание для Августа, — промолвил курьер, глядя сквозь раба. — И император точно сдерет с тебя шкуру, если кто-нибудь узнает о новостях раньше его, не сомневайся.

— Ладно, ладно, — примирительно промолвил раб. — Это не нашего ума дела решать, кого пускать к Августу, кого нет.

«Не моего ума дела» — извечная отговорка челяди испокон веков.

Войдя во дворец, курьер коротко, но резко поговорил еще с несколькими рабами и в конце концов добрался до старших слуг, которым сообщил только что привезенные из Германии вести. У него спросили, какие именно вести, но он снова посмотрел сквозь вопрошавших. Старшие слуги принялись совещаться между собой на греческом, арамейском и на других языках, явно не похожих на латынь.

Судя по их взглядам, они были не в восторге от появления гонца, ведь из-за него им приходилось принимать решение в отсутствие хозяина, а значит, брать ответственность на себя. А вдруг Август разгневается, если его разбудят невесть из-за чего?

Но в конце концов упрямство курьера одержало верх.

— Стой здесь, — бросил ему один из старших слуг, не преминув одарить злобным взглядом, на который гонец не обратил внимания. — Мы побеспокоим Августа и доложим, что ты явился с важными вестями. Ну а что будет дальше, решать только ему.

— Конечно, — ответил гонец, явно готовясь к долгому ожиданию.

Но ждать ему пришлось недолго: спустя несколько минут, даже слишком поспешно для своего возраста и сана, в переднюю вышел Август. Его седые волосы были растрепаны, одежда смята, он протирал на ходу глаза, прогоняя остатки сна.

— Мне сказали, что ты явился с новостями из Германии, — промолвил Август без лишних предисловий. — Выкладывай немедленно.

— Слушаюсь.

Гонец поклонился в знак уважения к владыке Римского мира, но не к окружавшей императора свите.

— Прошу прощения, но вести я доставил столь дурные, что хуже некуда. Все три легиона Квинтилия Вара полностью уничтожены в Тевтобургском лесу. Спастись удалось лишь горсточке людей. Легионные орлы тоже утрачены, попали в руки германцев. Вар доверился варварскому царьку по имени Арминий, и тот заманил наместника в ловушку. Когда стало ясно, что разгром неизбежен, Вар приказал рабу себя убить. В конце концов он умер, как подобает мужчине, но тысячи людей умерли вместе с ним — и по его вине.

Пока гонец говорил, с лица Августа мало-помалу отхлынула кровь, и оно сделалось бледным, как выбеленное льняное полотно.

— Ты уверен? — переспросил император хриплым шепотом. — Тут не может быть ошибки?

— Прошу прощения, но сомнений нет. Человек, который вручил мне депешу, — гонец отстегнул от пояса футляр со свитком и подал Августу, — получил сведения из первых уст, от кавалериста, чудом спасшегося после бойни в лесах Германии. Конник расписал случившееся во всех подробностях. Я сам слышал его рассказ урывками, полностью же все изложено в свитке. Хотя, боюсь, словами случившегося не передать.

— Это невозможно, — пробормотал Август. — Невозможно.

Двигаясь, как человек, запутавшийся в тенетах ночного кошмара, он сорвал печать, развернул свиток и, держа на расстоянии вытянутой руки, прочел.

Тот, кто составлял письмо, должно быть, помнил, что оно предназначается пожилому человеку, потому что писал очень разборчивым почерком. Судя по искаженному мукой лицу Августа, сила слов, описывавших то, что случилось в Германии, была ошеломляющей.

— С тобой все в порядке, господин? — спросил один из слуг по-латыни с сильным греческим акцентом.

В его голосе звучала неподдельная тревога, которая была вполне объяснима. Правитель всего Римского мира был похож на раздавленного, уничтоженного обрушившимся на него несчастьем человека. Казалось, сам Эдип не был более устрашен и потрясен, узнав, что сожительствовал с родной матерью. Окажись под рукой булавка или заколка, Август, пожалуй, мог бы ослепить себя, как Эдип.

Но теперь он только метнулся прочь от гонца, прочь от своих верных слуг и придворных, что помогли ему стать могущественнейшим человеком в мире, и, словно вправду ослеп, ударился головой о косяк двери, через которую только что вошел в приемную.

Он ударился изо всех сил, а когда у всех вырвались тревожные восклицания, выкрикнул полным отчаяния голосом, как герой античной трагедии:

— Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!

Всем известно, что сюжет трагедии (хотя искусство актеров может заставить зрителя позабыть об этом) черпается из мифов, легенд или истории и не имеет отношения к тем, кто ее разыгрывает. Но тут трагедия развернулась наяву.

Никто уже не вызовет на смотр бойцов Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов. Они мертвы — такое множество людей! — трагично, безвозвратно мертвы.