Верни мне мои легионы!

— Ничего подобного, — снова возразил его собеседник. — Они сражаются так, как положено; так, как мы сражаемся всегда.

— Да, только не с тем противником, с которым им предстоит сразиться, Цейоний, — заметил Люций Эггий. — Они отрабатывают методы защиты, пригодные лишь в схватке с другим римлянином, у которого есть щит и гладиус. Но если они попытаются драться так против германцев, вооруженных длинными рубящими мечами, они быстро останутся без голов.

— Пока мы будем сражаться, как привыкли. А другие паскудники пусть себе вытворяют все, к чему их подначат демоны, — возразил Цейоний. — Мы все равно их побьем. Всегда били. Мы же римляне! Думаю, так будет и впредь.

Эггий хотел дать резкий ответ, но передумал. Безусловно, он имел дело с глупцом, но этот глупец заведовал винным запасом, и с ним не стоило ссориться, лучше было проявить деликатность.

— Я тебе вот что скажу: мы торчим в этих болотах уже двадцать лет, но так и не смогли запрячь здешних дикарей в ярмо. В этом мы не добились почти никаких успехов.

— О, мне кажется, ты и тут не прав, — сказал Цейоний. — Мы приручаем их, но шаг за шагом, постепенно. У них много дикарских обычаев, от которых нужно отвыкать…

— Вроде привычки нападать из засады и убивать римских воинов, — сухо промолвил Эггий.

Похоже, ему удалось-таки задеть собеседника.

— Да, там, где живут дикари, такое неизбежно. Но они уже втягиваются в торговлю, заводят ярмарки, вокруг которых со временем вырастут города. Раньше каждое племя варилось в собственном соку, а теперь на эти торжища собираются люди со всей Германии.

— Тем легче им будет столковаться и составить против нас заговор, — заявил Эггий. — Ты слышал, что затевает один ублюдок, служивший раньше у нас во вспомогательных войсках? Он разъезжает по всем таким сборищам и подбивает варваров подняться против нас всем скопом.

— Я слышал об этом. Но ни во что подобное не верю, — отрезал Цейоний и с нажимом добавил: — Как не верит и его превосходительство наместник.

«Вот оно что, — подумал Эггий. — Если Вар во что-то не верит, то и большинству командиров не следует в это верить».

Конечно, субординация — полезная вещь; сама по себе она, может, и неплоха. Но чем все обернется, если то, во что не верит Вар, окажется правдой?

«В таком случае мы попадем в беду».

— Я слышал, что варвар, который обвинил того германца, поссорился с ним из-за семейных дел, — насмешливо произнес Цейоний.

— Да, я тоже об этом слышал. Ну и что? — отозвался Эггий. — Предположим, кто-то сбежал бы с твоей дочерью. Ты что, подарил бы ему за это отеческий поцелуй? Или все-таки постарался двинуть ему куда следует?

Он прикрыл сложенной ладонью пах, показывая, куда именно следует двинуть в таком случае.

— Ну, я, конечно, при первом же удобном случае отплатил бы обидчику, — заявил Цейоний. — Но в том-то все и дело. Поскольку они враждуют, мы не можем доверять тому, что один дикарь говорит о другом.

— Сегест не стал бы лгать в столь важном деле, — возразил Люций Эггий. — У нас в Германии есть свои люди, даже зимой, когда наши войска выведены оттуда, поэтому проверить любой донос нетрудно. Но проверил ли наместник это сообщение?

— Насколько мне известно, нет. Он не счел нужным это сделать, — ответил Цейоний.

Эггий вздохнул, выпустив изо рта облачко пара.

— Хочется верить, он знает, что делает.

По возвращении в усадьбу Масуа радостно встретил Сегест.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать, клянусь богами! — приговаривал Сегест, пожимая своему гонцу руку. — Заходи в дом. Отдыхай. Надеюсь, путешествие прошло удачно?

— Я снова здесь.

Хрипловатый голос Масуа не выдавал никаких чувств. Раб поспешно принес кружку пива. Масуа кивнул в знак благодарности, отхлебнул за один присест половину и, слизав пену с усов, сказал:

— Вар не поверил мне — не поверил тебе. А друзья Арминия попытались устроить мне засаду по дороге домой, но я от них ускользнул.

Последние слова были произнесены с немалой гордостью.

— Почему же римлянин тебе не поверил? — Сегест в раздумье почесал голову. — Неужто злые духи похитили его разум?

— Он не поверил тебе и насчет Туснельды.

Дружинник быстро осушил до дна кружку римской работы, приобретенную у заезжего купца из Галлии. Раб глянул на Сегеста, и тот кивнул. Раб забрал кружку у Масуа и ушел, чтобы снова ее наполнить.

— Нет, не поверил.

Мысль о Туснельде в объятиях Арминия все еще наполняла Сегеста яростью, но он заставил себя не думать об этом, хотя обуздать свой гнев было для гордого вождя очень непросто.

— Но это совершенно разные вещи, неужели не ясно? Если мужчина похищает женщину, это дело семейное, касающееся только замешанных в него людей и их друзей. А если человек разъезжает по всей Германии, призывая к восстанию против римлян… Как может Вар не верить такому?

— Он не верит в то, что Арминий способен на подобную гнусность.

Масуа скривился, словно учуял тухлятину, и, когда раб вернулся с полной пива кружкой, мигом к ней присосался. Может, хотел избавиться от тухлого вкуса во рту.

— Ха!

Звук, который издал Сегест, мало походил на смех.