Ему снилось, как Лидино Пианино шагает по улицам, расталкивая прохожих. Потом оно вваливается в ворота городского парка и сносит узорчатую калитку. Пианино требует билет на карусель «Ромашка», потому что всю жизнь мечтало прокатиться. А билетов ему не дают.
– Ну дайте хотя бы покататься на пони! – кричит Пианино и шевелит педальными лапками.
Виолончель закашлялась. Видимо, она простудилась после прогулки. Теперь она глядела сквозь окно на замороженные звёзды и прислушивалась к Митиному дыханию. О чём она думала? Да кто же скажет… Наверное, о том, о чём думают все виолончели: о музыке, о звёздах и о славе. А может быть, о людях.
– Ну всё! – вскочила Виолончель, и её струны задрожали. – Я больше так не могу!
Пока Митины родители спорили на кухне за закрытой дверью, Виолончель бесшумно прокралась в коридор.
Она схватила первое попавшееся пальто, обмоталась шарфом от шейки до завитка и выскочила на улицу.
Митя сейчас же проснулся. Он подумал, что его разбудили голоса родителей, хотел встать и сказать им, чтобы немедленно прекратили спорить и переругиваться. Но обнаружил, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Он вспомнил, что в музыкалке ему часто делали замечание по поводу того, как он держит руку со смычком: «Митя, ну что ты как деревянный!»
– И правда, я как-то одеревенел, – подумал Митя. – И даже мысли мои деревенеют. И… и бока.
В самом деле, у Мити было такое ощущение, что его бока становятся похожими на деревянные обечайки виолончели. Но он не мог в этом убедиться, потому что не мог шевельнуть рукой.
Очень хотелось позвать родителей, но Митя понимал, что не сможет до них докричаться. У него сейчас не было голоса, его голос ушёл. На кресле, где была Виолончель, осталось только одеяло. Митя раскрыл рот, как в самом страшном сне, когда хочешь крикнуть, а голоса не слышно. Горло мальчика сжалось, внутри что-то натянулось. Будто ему в шею вставили колки и сейчас подкручивают их, натягивая струны. Жуткое ощущение.
Митя покосился на зеркальную дверцу шкафа, пытаясь оглядеть себя. Не превратился ли он в деревяшку? Он с трудом сглотнул и закрыл глаза. Он старался не представлять, что пролежит вот так, до утра, в полной неподвижности, пока Виолончель не вернётся. А если не вернётся?.. Не думать! Лишь бы с ней ничего не случилось. Хорошо, что парки закрыты, и она не полезет на карусели. Хотя карусели – это ещё не самое страшное для Виолончели. Она же как ребёнок… Неизвестно, что творится сейчас на улице.
А на улице творилась настоящая «Метель» Свиридова. Именно эту сюиту Виолончель мечтала исполнить, когда прославится. Колючие снежинки, легко кружась вперемешку со звёздами, с еле слышным звоном задевали струны. Виолончель, покашливая, торопилась к Фединому дому, и дорога казалась ей бесконечной, как снежная равнина…
Длинноносая тень
Остановившись под Фединым окном, Виолончель достала из рукава пальто смычок и завела отрывок из симфонии Гайдна. В форточку высунулась Флейта и присвистнула.
– Спускайся! – позвала Виолончель.
– Я не могу. Я разобьюсь! – испугалась Флейта и скрылась в доме.
Федя, как и Митя, решил отложить вопрос о запирании Флейты «на завтра». Да, у Флейты был футляр с замочками. Но Федя не был уверен, что можно лишать свободы говорящее и думающее существо. А после того, как Флейта самоотверженно защищала его от вражеских дудок, Федя спрятал подальше цепочку, которой хотел прицепить Флейту к стулу. Подумать только, он хотел посадить на цепь живое создание!
Виолончель отвернулась и угрюмо побрела дальше, оставляя полосатый след от своего шпиля на снегу.
– Эй, смотри, я умею летать! – послышалось за её спиной.
Флейта выскочила из окна, полетела вниз и залилась смехом, когда ей удалось повиснуть над землёй. Она взвилась повыше и закружила вокруг Виолончели. Она накинула на себя голубой палантин, и теперь его края развевались, словно крылья.
– Пойдём со мной, – позвала Виолончель.
По дороге Виолончель поделилась своими мыслями:
– Они просто бедные дети… И, между прочим, ничего такого они ещё не сделали.
– А надо было подождать, чтобы сделали? Нас ждёт другое будущее! Помнишь, что обещал Страж? Придёт Чародей и заберёт нас к себе. Мы станем знаменитостями! И с нами будут обращаться, как с королями! И…
– И что? – резко перебила Виолончель.
Флейта замолкла. Если бы кто-то сейчас выглянул в окно, то был бы поражён: в свете сгорбленного фонаря, под серебристым снежным душем, висели в воздухе двое друг против друга: Флейта и Виолончель.
– А вдруг Страж обманул нас? – сказала Виолончель. – Что тогда?
Флейта выдохнула, спугнув стайку снежинок.
– Ну не знаю…
Флейта беспокойно закружилась вокруг фонаря.
– Ты думаешь, мне их не жалко, этих детей? Ты думаешь, я бездушная? Между прочим, я – духовой инструмент! Как посмотрю на своего… на Федю, у меня просто дух перехватывает от жалости и сочувствия. Но он думает, что он – мой хозяин. И что он может обращаться со мной, как хочет. А ведь мы решили стать свободными и прославленными!
– Мы решили? – повторила Виолончель. – А может, нас так настроили? Ведь мы – инструменты!