Вернись и полюби меня (ЛП)

Вот, прямо неподалеку. Он опустил свою ношу на сиденье, приподнял ей голову – не рискнул применять сушащие чары, опасаясь, что их могут засечь. Но если магией пользоваться нельзя, то как понять, что с ней? Силы правопорядка – в окрестностях их полно – это чревато – угроза их с Лили безопасности…

Но она лежала перед ним, холодная, как труп, и пульс едва прощупывался…

Окклюменция – ну же! Ты слишком поддался эмоциям. Хватит! Да ебаный в рот, хватит!

Она его поцеловала. Ты так важен для меня – мне без тебя плохо – прости меня…

Проклятье! Да думай же, думай!

Такси. Надо поймать такси. И все время двигаться – это безопасней, чем оставаться на месте.

Он снова сгреб ее в охапку – руки были совершенно ватные – и зашагал прочь от темного сквера и капающей с листьев воды в ту сторону, где горели огни. Тяжелая и неподвижная, рука Лили прижималась к его груди – казалось, его сердце колотится прямо об нее. А потом по глазам ударил свет автомобильных фар, и он остановился – проулок уперся в оживленную трассу. Впереди плотным потоком шли машины, рядом курил какой-то маггл, используя вместо пепельницы одноразовый стаканчик.

- Боже мой. Что с ней? - спросил маггл, стряхивая с сигареты серый столбик.

- Нарколепсия, - процедил Северус. - Нужна машина. Не стопанешь?

- Ясное дело, - пожал плечами маггл. - Ты-то и так загружен.

Он взмахнул рукой – от сигареты разлетелся пепел и рыжие угольки, – и какой-то темный и невзрачный автомобиль отделился от общего потока и затормозил перед ними. От салона воняло поношенной обувью.

Шофер обернулся и спросил через прозрачную перегородку:

- В больницу?

- Нет, - отрезал Северус, захлопывая за собой дверцу. Лили даже не пошевелилась – так и лежала неподвижно; с тех пор, как она закрыла глаза, прошло уже восемь минут, и каждая гвоздем впивалась ему в висок. - В аэропорт. Это нарколепсия.

Похоже, водитель не знал, что это такое, но проникся либо уверенным тоном Северуса, либо мыслью, что с ним лучше не связываться, – повернул руль, и машина тронулась с места, вписавшись в уличное движение. Северус опустился на колени рядом с сиденьем, расстегнул на Лили пальто – свое пальто, – чтобы ей легче дышалось. Пульс не изменился – по-прежнему устойчивый, но замедленный и слишком слабый; дыхание едва чувствовалось – только если прижать к ее губам пальцы, а кожа все так же напоминала мрамор – такая же белая и неживая. Перед глазами полыхнуло воспоминание: Цепь-заклятье, Лили откинулась на спинку больничной кровати… и второе, более раннее: она лежит вот так же, только мертвая…

Если водитель глядит на них в зеркало заднего вида, то наверняка что-то заподозрит… куда он их везет? Может, в больницу или в полицию? Но Северус не мог себя заставить об этом думать – гладил Лили волосы, убирал с лица мелкие прядки, снова и снова зачесывал их назад, а потом перестал сопротивляться – мышцы уже сводило от усилия – и припал к ней, прижался лбом ко лбу. Глотнул воздух – один раз, второй, третий.

Потянул из рукава палочку – как можно незаметнее; загораживая ее своим телом и стараясь держать низко, подвинулся так, чтобы маггл не увидел вспышку заклинания, и невербально наложил на Лили простейшие диагностические чары. В воздухе загорелись шкалы, отображающие ее жизненные показатели; все процессы были замедлены, как будто она и впрямь впала в глубокую кому.

Кроме мозговой активности – эти кривые словно взбесились; точно она разом видела сны, и что-то колдовала, и испытывала все эмоции одновременно.

Он уставился на эту свистопляску, а потом спохватился и отменил свои чары, не дожидаясь, пока маггл что-то заметит… пока что точно не успел: не было ни внезапного вскрика, ни резкого удара по тормозам.

Северус отодвинулся от нее, сел на корточки – и только через несколько мгновений осознал, что его рука сама по себе скользнула вниз и нашла ее ладонь. Как если бы Лили и впрямь была в коме, и целители мягко повторяли, что с ней надо разговаривать – это, мол, помогает.

Он стиснул ее руку – так яростно, что, будь она в сознании, наверняка бы вздрогнула. Но ничего не изменилось – все такая же холодная и оцепеневшая…

Как покойница.

Нет. Нет. Он не даст ей умереть. Он уже однажды поставил все на кон – и жизнь, и рассудок, и все проебал. Больше такого не повторится.

Все можно исправить, и даже смерть еще не означает конец – не они ли сами это доказали? У него все получится – она снова будет здорова, и на ее щеки вернется румянец, а глаза распахнутся и уставятся на него с этой отчаянной надеждой…