Вернись и полюби меня (ЛП)

- Это больно? - полушепотом спросил Гарри – и вот это и была храбрость, какой она прежде не знала: смотреть в лицо своему ребенку, вот так, как сейчас, когда не можешь ни прикоснуться к нему, ни утешить, ни спасти, потому что отдать свою жизнь за кого-то можно только однажды, и не факт еще, что этого не окажется мало. Она бы лучше умерла еще тысячу раз, лишь бы никогда не стоять перед ним – вот такой… но выбирать не приходилось.

А если бы и приходилось – она бы согласилась оказаться тут еще тысячу раз, лишь бы только Гарри сейчас не остался один.

- Смерть? Нет, нисколько, - ответил Сириус. - Быстрее и легче, чем заснуть.

- Он не станет затягивать, - сказал Ремус. - Он мечтает с этим покончить.

- Я не хотел, чтобы вы умирали, - в голосе Гарри слышалась боль, горечь вины и утраты. - Все вы. Мне так жаль… - Он умоляюще посмотрел на Ремуса. - Когда у вас только что родился сын… мне так жаль, Ремус.

- Мне тоже, - мягко ответил тот. Лили хотелось на него взглянуть, но она не могла отвести глаз от Гарри. - Жаль, что я так его и не узнаю. Но он узнает обо мне – о том, за что я погиб, – и, надеюсь, поймет. Я боролся за мир, в котором его жизнь была бы более счастливой.

Лили не могла почувствовать ветерок, что пробежал между деревьями, но видела, как он взлохматил волосы, падающие Гарри на лоб – и без того растрепанные… О, как бы она хотела стать этим ветром!.. Всей душой, всем сердцем, всем своим существом.

- Вы останетесь со мной? - взгляд Гарри перебегал от одного к другому, пока снова не задержался на ней.

- До самого конца, - сказал Джеймс. У Лили заныло сердце – от любви к ним ко всем, которая все равно осталась с ней, несмотря ни на что, точно так же, как все это время с ней все равно оставалась память о Северусе.

- И они вас не увидят? - спросил Гарри.

- Мы – часть тебя, - ответил Сириус. - И видны только тебе.

Все еще глядя на Лили – на свою мать; она всегда была его матерью, и всегда ею будет, и это никогда, ни за что не изменится, – Гарри произнес:

- Побудь со мной.

И они шли за ним следом – ибо, как и говорил Сириус, все они были частью Гарри, и весь их мир в этот миг заполнял только он один – ее мир так точно, с того самого дня, как он появился на свет, этот ребенок, которого она потеряла… И вот он снова тут, такой взрослый, такой храбрый и любящий; она чувствовала: именно его любовь привела их сюда – в эти последние минуты его жизни.

Лили поймала себя на том, что смотрит на Джеймса – а он на нее, на мгновение оторвавшись от Гарри – и, как в зеркале, увидела в его глазах те же чувства, что испытывала сама, и те же вопросы. Она смотрела на него, пытаясь навеки запечатлеть его облик в сердце – запомнить мужа вслед за сыном… очки перекосились, одежда в беспорядке – он выглядел так же, как в ночь их гибели. И Сириус, и Ремус – они казались чуть старше, чем остались в ее памяти, но оба все еще такие молодые, все еще похожие на тех людей, кого она знала… Она хотела с ними заговорить – миллион всяких разностей так и вертелся на языке, – но все с той же кристальной ясностью чувствовала: это единственный миг, единственный раз, когда они позволили себе переглянуться, провожая Гарри в его последний путь.

Это было прощание – настоящее прощание, с теми людьми, которых она знала, а не их бледными подобиями, которые остались там, в Хогвартсе. Ее старые друзья – те, кого она любила…

Последнее, что связывало ее с прежней жизнью.

“Прощайте, - подумала она, глядя на них. - Вы навсегда останетесь в моем сердце именно такими”.

И, в последний раз бросив взор на Гарри, она потянулась к нему, коснулась ладонью его спины – и в этот самый миг он разжал пальцы, маленький черный камешек выскользнул из них и упал в траву… и Лили затянуло назад, во тьму.

***

Она рыдала так горько, что едва успевала вдохнуть – и тут же снова заходилась плачем. К ней кто-то прикасался – чья-то рука на лице, и вторая – на плече, но глаза почти ничего не видели, и мысли разбегались – ей было нужно…

- Сев, - позвала она, но звук его имени почти потерялся в очередном всхлипе.

Мир задергался – и вдруг резко затормозил, и все куда-то опрокинулось, Лили покатилась, налетела на что-то твердое и упругое – чье-то тело, распахнула глаза – Сев! – и они вместе во что-то врезались.

- Ебать! Какого хуя? - рявкнул Северус – его руки придерживали ее, не давая упасть.

- А ну вылезай из машины, парень! - сказал незнакомый голос. - Не знаю, что тут творится, но дальше ты не поедешь!

- Твою же мать…

Дрожащей пятерней Лили откинула волосы с лица, вытерла глаза – из них по-прежнему катились слезы – и огляделась по сторонам, щурясь сквозь мутную пелену.

- Та-акси? - она шмыгнула носом; рыдания все никак не стихали – просто не могли уняться.

- Все в порядке, барышня, - заверил ее водитель. - Теперь вы в безопасности…

- С таким-то неебическим имбецилом? - прорычал Северус.

- Сев, что с-случилось? - один всхлип, второй; она никак не могла вдохнуть – от плача перехватывало дыхание.

- Мы выходим, - он пинком распахнул дверцу.

- А ну-ка погоди… - начал было таксист.