Верните белых лебедей

— Вариантов много, но в городе есть смысл ввязываться только в производство с новейшими технологиями, вам пока этого не предложили, а просить вы не станете. Но можно другое: купить пару колхозов и заняться аграрным бизнесом. Дело надёжное и перспективное, люди кушать хотят при любом режиме. У меня есть один знакомый, прекрасный экономист и даже практик, был директором совхоза, начальником сельхозуправления в районе. Если ему поручить, он сумеет всё организовать. Родион Петрович, если вы не согласны, я снимаю предложение.

Шеф промолчал. Действительно, сейф в потайной нише хранил пачки новеньких долларов, иногда он открывал бронированную дверь и тупо смотрел на полки: куда это всё? Не найдя ответа, звонил главбуху и велел с текущего счёта перечислить детскому дому полмиллиона. Детский дом был рядом с городом, Родя познакомился с заведующей, крупной и грубоватой женщиной, но быстро понял, что это внешнее, а на самом деле Аксинья Васильевна хорошая хозяйка и заботливый воспитатель. После первого перечисления она пригласила дарителя, показала хозяйство, провела по школе, по спальням, зашли в столовую и на кухню.

— Хлеба детям хватает? — неожиданно спросил гость.

— Родион Петрович, хлеба — да, но с другими продуктами проблемы. Наверное, мы часть денег на продукты пустим, уж больно короток рубль на пропитание воспитанников. Ещё посуду надо бы обновить. Всё так дорого. Только вы не беспокойтесь, всё до копейки пойдёт на деток.

— Поезжайте на швейную фабрику, закажите по вашим размерам по паре комплектов постельного на койку, подушки подыщите, одеяла, матрасы. Возьмите счета и привезите в офис. Вот моя карточка, тут телефон, сразу мне сообщите.

Аксинья Васильевна заплакала:

— Родион Петрович, да я мигом, в три дня всё решу. Только вы цен не знаете, это будет очень дорого.

Бывакин кивнул:

— Я до тюрьмы не знал, что такое одеяло, фуфайкой укрывался.

Заведующая всплеснула руками:

— А в тюрьму-то вас за что, Родион Петрович?

Он усмехнулся:

— Это в детстве было…

…Шеф отпустил Самсонова, обещав подумать, хотя идея податься в деревню ему не понравилась. Он слышал, что в сельском хозяйстве проведено реформирование, знал по собственному опыту, что в России после реформ мало чего остаётся, не зря просоветские газеты пишут, что слово «реформа» стало синонимом развала и разгрома. Помнилась и родная деревня Лебедево, колхоз, где всё на пупу и через «твою мать». Из техники знал гусеничные ДТ, самоходные комбайны с козырьками вместо кабин. Современная зарубежная техника, которую иногда показывали по телевизору, казалась фантастической: тракторы с программным управлением, широкозахватные культиваторы, комбайны с кондиционерами. Он не интересовался, что с его деревней, как она сегодня живёт, но догадывался, что недалёко ушла от потерянных и погибающих. Вот тогда и задумал, что надо поехать и посмотреть, а тут как раз похороны, разговор с незнакомым мужчиной, новые, будто чужие, мысли о доме, о семье.

Решил так: поеду в деревню, найду мужиков толковых, не всех же раздавили реформы, поговорим, посмотрю, как они отнесутся к предложению, радостно улыбнутся или ехидно хмыкнут. А потом и с протеже Самсонова надо основательно познакомиться, опыт работы есть, её тогда называли руководящей, но если в нём засел вечный начальник, тогда говорить не о чем. Сейчас не командовать надо, а думать, как использовать деньги, организовать производство.

По дороге на родину не дремалось, водитель и два охранника в салоне джипа, все молчат и молчать будут, пока шеф не спросит. Такое воспитание. В городе начальник охраны обязательно ставил вторую машину, сегодня Родя отказался, незачем народ пугать. Для деревенского интереса и одного джипа достаточно.

— Лёша, — Бывакин повернулся к заднему сиденью. — Ты родом откуда?

Тот дёрнул плечами:

— Не знаю, шеф, я же детдомовский. Оттуда на зону, а потом к вам.

— Но детдом-то в деревне был или в городе? — будто для Роди это было важно.

— В деревне. В старой школе.

— В колхозе местном не работали?

— Гоняли картошку копать, осенью на току зерно грузили. Интересно было. Вечером смена заканчивается, по огородам пройдёмся, огурцы-помидоры… — Лёша разулыбался неожиданным воспоминаниям.

— Не хватало жратвы?

— Что вы, кормили строго, какой-то старик, деловой, из начальства, помню, колодки орденские в три ряда, постоянно приходил и проверял, что нам ставят на столы. Одежду проверял, постели. Мы знали, что повара приворовывают, только нам хватало, а стучать считалось западло.

— Ты бы сейчас согласился в деревне жить, работать на тракторе с подогревом сиденья, женился бы на местной одиночке, корова, поросёнок, куры с гусями — чем не жизнь? — Родион с интересом ждал ответа, да и ребята прислушиваются.

Лёха недоверчиво посмотрел на шефа — нет, не издевается, да и в натуре у него этого нет, а с чего вдруг о тракторе? Ответил смущённо:

— Да кто же мне трактор доверит, Родион Петрович? И какая баба меня примет с такой биографией? Они в деревне боязливые, тюремщик — это последний человек.