Верните женщинам гаремы

Ей снилось, что платье украли, что она залила его кислотой, порвала о гвоздь, выросший как гриб в театральном фойе, и, наконец, самым страшным видением в мозг въехал раскаленный броненосец-утюг, плывущий по изумрудному шелку, оставляя за собой выжженную дымящуюся полосу.

Чтобы не пугать ночными криками соседей, Ольга сменила квартиру, переехав в старый дом с толстыми кирпичными стенами. Все время, пока она везла туда вещи, ей хотелось попросить шофера остановиться, чтобы заглянуть в багажник и проверить: на месте ли платье?

Ольгу утешало только то, что от носки изумрудная ткань его почему-то стала еще новее, лоснясь сытым тяжелым блеском, будто живая.

* * *

…По ночам на новой квартире слышались странные звуки. Кто-то шаркал ногами на кухне с выщербленным линолеумом. Сухо скрипел паркет. Ольга зажигала свет, прогонявший скрипы, и, торопливо наведя макияж, убегала в находившийся рядом клуб «Ночная маска», добродушно до самого утра стучащий бильярдом и пахнувший сигаретным дымом, как верный приятель. Иногда она спрашивала себя: когда же наступит развязка?

* * *

Желтый шар провалился в лузу. Ольга подняла голову и провела пальцами по кию. Кто-то смотрел на нее. Маленький рыжий человек с модной бородкой, в черном костюме, выступил из полутьмы и, добродушно улыбаясь, прошел мимо. Следующий шар с глухим стуком ударился о борт.

Весь вечер Ольге казалось, что ее рассматривают со спины, словно убеждаясь: та ли? Взгляд лежал на плече, как ладонь.

Ольга окончила играть и оглянулась. Рыжий человек сидел за столиком под стеной, заложив ногу за ногу и, не мигая, смотрел на нее. Лихо закрученные усы его самодовольно топорщились. В руке он держал стакан. Еще один, наполненный вином, стоял рядом на столе.

Ольга пошла прямо на взгляд:

— Вы по-прежнему работаете в том же магазине?

— По-прежнему.

— Вам там нравится?

— Мне нравится ТАМ запах.

— Запах чего?

— Тлена. Впрочем, от вас пахнет не хуже.

— Чем?

— Тем же.

— Вам не кажется, что вы меня оскорбляете?

— Истина не может оскорблять. Просто мы редко чувствуем свой запах.

* * *

Ольга очнулась только в автомобиле, несущемся по гаснущим улицам. Рыжебородый продавец сидел за рулем, застывший, как статуя. Резкий профиль его с прямым твердым носом то погружался во тьму, то снова выныривал в полосе света.

— Куда мы едем?

— Какая разница?

— Я хочу знать!

— Разве вы спрашивали о цели, когда покупали платье?

— Разве я знала, ЧТО покупала?

— У вас было достаточно времени потом. Но, кажется, вы выбрали просто движение…

В голове Ольги, как рекламная надпись, пронеслась успокаивающая мысль: «Действительно, какая разница? Ведь это он избавил меня от скуки»…

Она посмотрела вниз и вдруг увидела, что на ней ничего нет, кроме туфель на ногах и собственной кожи.

Ольга бросилась к продавцу… Но за рулем тоже никого не было, кроме сменяющих друг друга полос света и тьмы, которые падали теперь на пустое сиденье.

* * *

Когда утром милицейский патруль вытаскивал из разбитого «Мерседеса» тело блондинки с уставшим лицом, старший даже присвистнул:

— Во дают! Уже голыми носятся…

Полоска подстриженных волос на лобке у девушки была как запятая в недописанном рапорте.

Его напарника явно тошнило. Тогда старший, хлопнув его по плечу, весело добавил:

— Не переживай! Все равно у нее были слишком узкие бедра.

* * *

В то же утро в магазине «Одежда из Европы» твердая уверенная рука вернула изумрудное платье на прежнее место.

Откуда-то с улицы донесся обрывок разговора:

— Интересно, куда смотрят наверху? Эти секонд-хэнды окончательно добивают нашу легкую промышленность…

По старому сюжету

Шел дождь. Промокшая улица ныла под колесами троллейбусов. Автомобили захлебывались, разгоняя потоки, рвущиеся по мостовой. Ливень вжимал осенние желтые листья в землю.

Возле самого дома «Москвич» выплеснул на штанину Арефьеву грязь из лужи. Арефьев выругался и побрел к подъезду.

Он поднялся на третий этаж, открыл дверь и вошел в свою комнату в общежитии для молодых научных работников. Правда, в нем жили не только аспиранты, но и кандидаты, и даже один пожилой неженатый доктор с кафедры русской литературы, который и переселяться не хотел, так как соседство молоденьких аспиранток ему нравилось.

Арефьев бросил на пол портфель, набитый ненужными теперь бумажками, и зачем-то стал мыть руки в грязноватом умывальнике, торчащем из стены комнаты, а потом прямо в мокром плаще сел на неубранную постель и машинально поднял с пола валявшуюся книгу. Книга была старая, в рыжем переплете, «Сонник». Арефьев угадывал по ней сны, но часто неудачно: сны он видел современные, а книжка толковала все о каком-то рассыпанном жемчуге и старушке с пантофлей в руке.

Сегодня кандидатская Арефьева в четвертый раз была завалена его врагом, профессором Шпринтом.

В такие дни одинокие люди смотрят в зеркало, надеясь в себе самом обрести утешение. Хорошо тем, у кого в глазах спокойный уверенный блеск или неистребимое лукавство. Хорошо красавицам, у которых под веками только быстрая грусть.