Верность

Когда комиссар уехал, Нифонтов сказал штурману:

– Как-то странно, командир уже девять дней в госпитале и до сих пор мне ничего не пишет. Это так на него не похоже. Можно подумать, что он вывихнул не ногу, а руку. Нет, тут что-то не так.

Наконец после обеда с берега подошла шампунька с комиссаром и командиром. Приняв рапорт, Клюсс легко взбежал по трапу на верхнюю палубу. Едва поспевавший за ним Нифонтов осведомился:

– Как ваша нога, Александр Иванович?

Вопрос звучал смешно после прыткости, продемонстрированной командиром на двух трапах. Окружившие его офицеры улыбались. Клюсс подмигнул:

– Прежде всего, товарищи офицеры, прошу меня извинить. Обстановка вынудила меня почти десять дней вас дурачить. Я совершенно здоров, и никакого вывиха не было. Просто я должен был совершенно секретно съездить в Пекин.

Все весело переглянулись, только Нифонтов обиженно надул губы и отвернулся. Спускаясь вниз в свою каюту, он подумал: «Кто же на самом деле командовал кораблем? Комиссар? Штурман? Может быть, комиссар и штурман вдвоем? Кто угодно, только не я. Сидел здесь безвыездно только для представительства… Да, незавидное у меня положение!»

За ужином в кают-компании командир сказал офицерам:

– Всех вопросов, касающихся нашего корабля, пока решить не удалось. Но сделано главное: китайские власти признали, что «Адмирал Завойко» – военное посыльное судно, находящееся в распоряжении миссии. Мы получили постоянный, утвержденный Агаревым кредит в здешней конторе Центросоюза. Это избавит нас от финансовых затруднений.

– А как там смотрят на Хрептовича, Александр Иванович? – спросил Григорьев.

– Китайцы боятся сунуться в Международный сеттльмент, а белоэмигранты свили своё гнездо именно там. Но я получил указание: на китайской территории с белоэмигрантами не церемониться, на палубе нашего корабля действовать оружием, брать пленных и передавать их китайским властям, которые обещают их судить как бандитов.

– А как с арестованными? – спросил Нифонтов.

– Арестованных придется держать на корабле. Отправить их в Читу нельзя.

Заключая беседу, Клюсс сказал:

– Так вот, товарищи. Наше положение несколько упрочилось, но уйти отсюда мы не можем. Да и некуда. А стоянка в Шанхае требует выдержки, постоянной бдительности и боевой готовности.

После ужина в каюту командира пришел Нифонтов:

– Прежде чем съехать на берег, Александр Иванович, я хотел поговорить с вами о Полговском. По-моему, мы незаконно держим его под арестом.

Клюсс вопросительно улыбнулся:

– Как это незаконно? Устав предоставляет мне это право. А по-вашему, оснований для ареста нет?

Нифонтов сделал серьезное лицо.

– Ведь он практически ничего не сделал, Александр Иванович. Только разговоры, да, пожалуй, ещё хранение оружия на борту.

Клюсс тоже стал серьезным.

– Не сделал потому, что не успел сделать, а не потому, что не хотел или не мог. Как же его после этого не держать под арестом? Что же тогда, по-вашему, с ним следует сделать?

– Я бы на вашем месте списал его с корабля, как вы списали Стадницкого и Заварина.

– Они не пожелали служить Дальневосточной республике. Это ещё не преступление. А Полговской служил, стоял на вахте! И тайно содействовал нашим врагам. Пусть соотечественникам, но врагам. Неужели вы этого не понимаете?

Нифонтов покраснел:

– Понимаю, Александр Иванович. Но так ли уж важно его судить?

– Очень важно, Николай Петрович. Да и экипаж требует суда над Полговским и сурового наказания. Разве вы этого не чувствуете?

Нифонтов вспомнил своё обещание построившейся ночью команде и почувствовал, что командир прав. Помолчав, он спросил:

– Значит, вы решили привезти его для суда во Владивосток?

– Бесповоротно, Николай Петрович.

– Ведь это ему смертный приговор.

– По-человечески мне его жаль. Но не забывайте, что мы с вами не только человеки, но и офицеры Дальневосточной республики.

– Разрешите ехать на берег, Александр Иванович? Я обязан проводить в жизнь ваше решение, хотя с ним и не согласен.

– Пожалуйста, Николай Петрович. И можете отдыхать до вторника.

После ухода старшего офицера Клюсс долго сидел в глубокой задумчивости.

85

Ознаменовавший начало лета свирепый тайфун обрушился на юго-восточное побережье Японии, а в Приморье приглушил летний муссон. Владивосток радовался хорошей погоде. Туман и морось исчезли. Жаркие лучи стоявшего высоко солнца быстро высушили брусчатку мостовой, Весело позванивали трамваи, тарахтели пролетки, временами фыркал редкий автомобиль. В расправившем листву сквере копошились в песке нарядные дети под наблюдением нянек и скучавших на скамейках агентов уголовной полиции. Похищения детей буржуазии с требованиями выкупа за их возвращение стали источником заработка для многочисленных бандитских шаек, а отчасти и для тайной полиции: за охрану родители платили агентам особо.

Рядом со сквером высилось монументальное здание штаба Сибирской флотилии. За его толстыми стенами капитан 1 ранга Подъяпольский был подавлен и озабочен.

– Хоть сейчас вешаться, такое у меня настроение, – сказал он утром, собираясь на службу, своей квартирной хозяйке.