Верность

Ночь прошла в походе, в непроглядном тумане, тревоге и настороженной тишине: туманных сигналов у островов давать не полагалось, чтобы не спугнуть морского зверя. Утром «Адмирал Завойко» стал на якорь очень близко к берегу на рейде села Преображенского, зажатого в расщелине мрачных скал. «Настоящие врата ада, – подумал штурман. – Недостает только Харона с его большой лодкой». Было сыро и холодно. Шквалистый ветер срывал гребешки бежавших с берега злых волн. С норда шла еле заметная раскатистая зыбь. Море как бы дышало, было темно-зеленым, пенилось у многочисленных скал, надводных и подводных камней, окаймлявших высокий, обрывистый берег. В долине, переходившей в ущелье, тёк ручей. Вдоль его русла выстроились маленькие стандартные домики, кокетливо выкрашенные в голубой и коричневый цвета, все одинаковые, построенные в Америке, привезенные морем и собранные здесь на месте.

Пока штурман записывал и прокладывал пеленги, на берег сбежалось всё население Преображенского. Тащили из сараев весла, стаскивали в воду легкие вельботы, перекликаясь, дружно гребли к кораблю. Оставшиеся на берегу махали вслед шапками и платками.

Вскоре началась выгрузка продовольствия, мануфактуры, рыболовного и охотничьего снаряжения. Из наехавших с берега алеутов в выгрузке приняло участие около десятка мужчин. Остальные разбрелись по палубам и внутренним помещениям, сидели в кают-компании, в каютах. С интересом рассматривали мебель, электрооборудование, иллюминаторы, всё трогали, обо всём расспрашивали. Говорили они по-русски довольно свободно, но с особенным, часто смешным акцентом: вместо «знаешь» – «жнаеш», вместо «сало» – «шало». Их принимали с радушием, угощали сладостями, а втихомолку и разведенным спиртом. Таков был обычай: жители Медного сами наносили визит прибывшим мореходам и были уверены в дружеском приеме. Враждебно настроенных мореплавателей здесь издавна встречали меткими пулями и снарядами мелкокалиберных пушек, которые с русско-японской войны стояли вокруг селения на неприступных скалах. Это был наивный, храбрый и беспечный народ охотников и мореходов.

22

Павловский, как и накануне, следил за выгрузкой и старался не проглядеть плоские жестяные банки со спиртом. Такая удобная для контрабандистов упаковка была давно принята на фудицзянских[7] спиртовых заводах, снабжавших дешевым и запретным товаром весь русский Дальний Восток. Комиссару, по приказанию командира, помогала палубная вахта. Съезжавших на берег не обыскивали, а только окидывали внимательным взглядом. При этом одна или две банки могли быть легко спрятаны под одеждой.

Доставка на борт обмененных на спирт шкурок голубых песцов производилась самими алеутами. Они обматывали ими ноги или вшивали их вместо подкладки в одежду. В контрабандной меновой торговле алеуты были честны и, получив спирт, настойчиво стремились рассчитаться за него, пока он ещё не был выпит, не жалея для этого хлопот и идя на всевозможные хитрости.

К трапу, у которого бессменно дежурил Павловский, подошел командир в сопровождении только что вернувшегося с берега Шлыгина.

– Знаете, товарищ капитан, – обратился он к Клюссу, – по-моему, поверхностного осмотра проходящих через трап недостаточно. Сейчас я видел, как два ваших матроса спустились в лодку по веревке прямо с палубы. Наверняка у них был с собой спирт. Я настаиваю на обыске всех проходящих через трап и на запрещении всем лодкам, и вашим, и береговым, причаливать к борту. Пусть подходят только к трапу. А потом надо будет обыскать все каюты.

Клюсс с улыбкой смотрел на Шлыгина, а Павловский взорвался.

– Как вы не понимаете, – воскликнул он в обычной для него резковатой форме, – что такая мера цели не достигнет, в принесет только вред! И, возможно, непоправимый.

– Я согласен с комиссаром, – поддержал его Клюсс. – Прошу вас ко мне в каюту. Там мы все обсудим вместе с товарищем Якумом. А кто эти два матроса? – повернулся он к вахтенному офицеру.

– Кудряшев и Макеев, Александр Иванович. Я им разрешил съехать, но они прозевали катер и отправились на вельботе с алеутами.

– Впредь не разрешайте никому из экипажа съезжать на шлюпках островитян, а Кудряшева и Макеева, как вернутся, прямо от трапа ко мне в каюту.

Клюсс сказал: