Верность

Таких, как он, в городе много. Он ничем не выделяется. Одни женщины бросают на него испытующие взгляды, стараются угадать его желания, оценивают содержимое его бумажника. Другие, наоборот, холодно и презрительно отворачиваются. Встречающимся мужчинам в этом торгующем городе интересно знать, что он ищет, что он может купить. Беловеский с безразличием отмахивался: покупать он не мог и прицениваться не собирался. Но смотреть на непрерывную куплю-продажу ему доставляло удовольствие: он старался понять, чем и как живет этот город, этот всекитайский перевалочный пункт.

Вот Нанкин-роуд – главная улица Международного сеттльмента. По широкому асфальту шуршат шины автомобилей, бегут рикши, грохочут трамваи. Монументальные здания из серого гранита. Вот магазин мореходных инструментов, рядом огромный книжный магазин. Магазин обуви, носков и дамских чулок знаменитой фирмы «Вок Овер». Вот из него выходит в новых, видимо только что купленных, туфлях на низком каблуке сухопарая пожилая англичанка и говорит своему огромному, похожему на бегемота, супругу что-то о милосердии. Они скрылись в «Чоклит Шоп» – лучшем кафе-кондитерской Шанхая. Штурман пошел дальше. Банки, конторы, магазин электроприборов.

Городская ратуша. По Тибет-роуд, пересекающей главную улицу, бесшумно катятся двухэтажные троллейбусы, полные спешащих куда-то пассажиров. Большой китайский книжный магазин. В витринах произведения Льва Толстого на китайском языке, их легко признать по портрету бородатого автора. Влажный асфальт, полутень тротуаров. Запах бумаги, пряжи, пряностей, копалового лака. В витринах ювелирных магазинов изящные изделия из слоновой кости и бронзы, безделушки, не имеющие назначения, на изготовление которых трудолюбивые умельцы тратят годы. Вкрапленные в калейдоскоп магазинов меняльные лавки. А если пройти дальше по Нанкин-роуд, за шестиэтажными универмагами с ресторанами на крышах попадешь на бархат зеленых газонов ипподрома. За ним лабиринт уютных английских коттеджей, окруженных мимозами, миртами и акациями. А ещё дальше обсаженная каштанами аллея приведет в английский Джесфилл-парк с аккуратно подстриженными кустами, дорожками, посыпанными белым песком, и скрытыми в тенистых уголках скамейками-диванами. Но не для всех. У входа в парк надпись: «Natives no admittance».[13]

Если же надоел английский самодовольный комфорт, можно сесть в трамвай а доехать до Восточного рынка, а оттуда пройти по авеню Жоффр – главной улице французской концессии. Она прямая как стрела и вся утопает в зелени. По ней через час дойдешь до серых стен Цикавейского монастыря, окружавших собор с двойной колокольней, увенчанной золотыми крестами. Это цитадель католицизма и метеорологической науки. Здесь иезуиты обобщают собранные в Китае наблюдения за тайфунами и обращают в католичество бедных и богатых, по преимуществу женщин. Свидетельство этому – часто встречающиеся монахини в белых накрахмаленных бретонских чепцах.

За монастырем Рубикон – дорога, ставшая границей иностранного Шанхая. За нею Китай с его самобытной тысячелетней культурой, кровавым произволом дуцзюнов, жестокой борьбой за существование, ненавистью к своим и иностранным угнетателям.

Если захочется посмотреть поближе на городской Китай «военных лордов» (так англичане окрестили китайских милитаристов), можно прямо с Восточного рынка, оставив вправо авеню Жоффр, пройти к воротам Синг-По, проделанным в высокой, массивной стене из глинобитного кирпича, окружающей Наньдао. Ворота сложены из серого песчаника в затейливом, чисто китайском стиле. По обе стороны в стену вделаны караулки, полные китайских солдат в светло-серых коленкоровых куртках, таких же штанах, обутых в черные матерчатые туфли. У ворот парные часовые, за ними двое полицейских в черной форме, фуражках с белыми околышами, с винтовками на ремнях, но без штыков.

Для чего вся эта стража? Беловеского, как и любого европейца, они только провожают подозрительными взглядами, не смея даже спросить, зачем он идет в их город.