Верность

Костя жил в предвосхищении большого, празднично-невероятного события, И очень хотелось рассказать об этом девушке с лучистыми глазами… Людмила! Вот встретил тебя человек, и стала ты ему дороже всего на свете. Ходит он, растревоженный, ночными улицами и думает о тебе. У знойной печи стоит и думает о тебе, и вспоминает слова: «Хорошая должность — сталевар!»

Костя вдруг спохватился, что отвлекается от занятий и, яростно пристукивая по столу линейкой, стал читать вслух:

— Сосредоточенная сила действует концентрированно на небольшой площади, измеряется эта сила в тоннах и килограммах…

— Перестань! — вдруг зло сказал Андрей. — Тарабанит, как нечистая сила.

Костя встал, шагнул к Андрею:

— Не сердись… Хочу поговорить с тобой. Это очень важно… Скажи, ты видел Людмилу?

— А-а, к черту! Не до девчонок мне, — вяло отозвался Андрей.

Костя все стоял и смотрел ждущими глазами.

— Ну чего ты! — усмехнулся Андрей. — Уехала она с делегацией в Кузнецк.

— Она ничего не просила передать? — тихо спросил Костя.

— Нет, — ответил Андрей и отвернулся к стене. Потом сполз с койки и, накинув на плечи одеяло, медленно, словно нащупывал кочкастую дорогу, прошелся по комнате.

— Зябко что-то, не топят, что ли?

Он потрогал батарею ладонью.

— Нет, горячая.

Костя выключил свет и, тихо притворив за собою дверь, ушел доучивать задание в красный уголок.

8

Костя считал, что привык к жаре. А сегодня только вышел из диспетчерской, почувствовал во рту кисловатую сухость, загорячело все тело, и спецовка показалась тяжелой, неудобной. Он, оттопырив губы, сдувал с них капли пота. Снял спецовку, остался в одной рубахе. Потом снял и рубаху. Вместе с подручными он бросал в печь руду, командовал, чтобы на площадке навели порядок, и тут же, взяв метлу, принимался подметать. Потом останавливался и, подавшись к печи, слушал, как клокочет сталь.

Его тронули за локоть, и он услышал недовольный голос Василия Федотовича:

— Безобразие! Нарушаешь технику безопасности. Получишь ожог, я буду отвечать? Ты что, мальчишка?!

Когда Костя оделся, Дуванов усмехнулся в бороду:

— Все ладно. Лобаев говорит и плавление, и кипение провел как надо. Даже время подогнал… Ну, гляди, сталевар!

Дуванов ушел к своей печи. Костя стоял у приборов, показывающих расход топлива, глядел на стрелку, падающую вниз, и улыбался. Все идет как надо — и плавка, и работа, и жизнь идет как надо!

К концу смены сталь заурчала, забилась, ища выход. Костя кинулся к сталевыпускному отверстию. Третий подручный, поймав взгляд Кости, подхватил кочережку и стал выгребать магнезит из летки.

Костя нетерпеливо поднял пику, и тут же подскочил Федор и второй подручный Язев, и все вместе ударили. Раз, другой, третий… И отскочили по сторонам. Из летки вытолкнуло густые желтые космы дыма. Потом, точно протаяв, дым порассеялся, и крышу цеха высветлило розовым огнем.

Костя стоял на площадке, сцепив пальцы на поручнях. Струя, белая, слепящая, туго свернувшись, бежала по желобу в ковш. Взметывались искры-звезды, гасли на лету…

Ковш наполнялся. Искры исчезали. Поверхность стали зыбилась, судорожно вздрагивала, прибулькивая. Наконец сталь потускнела, местами вспучилась. Вдруг пламя бойко выхлестнулось откуда-то, замерло. Но тут же, обескровленное, потускнев, упало. Костя спустился с площадки и направился к будке с газированной водой. Подручные остались прочищать сталевыпускное отверстие.

Когда напился и вернулся назад, у пульта управления стояли Федор и Язев и третий подручный, новичок, фамилию которого Костя как-то не успел спросить.

Василий Федотович подошел к Косте, обхватил ему шею рукой и поцеловал в лоб.

— Все как надо!.. Что же, квиты мы с тобой?

— Думаю, квиты, — ответил Костя.

— Э, нет! Скажут люди: «Хватка у парня дувановская, недаром старик учил!», вот тогда и квиты. Тебе еще рассчитываться да рассчитываться: пока от жизни авансом все получал, а теперь… Ну, это между прочим, чтобы не зазнавался.

Новичок, совсем еще парнишечка, стоял притихший в стороне.

— Ну, давай лапу! — обратился, подойдя к нему, Костя. — Зовут как?

— Яшкой. А вообще Яков Михеич Бочков.

Сдав смену, помывшись в душевой, направились к выходу.

Шли все вместе утоптанной дорожкой меж оград. По сторонам, за украшенными инеем решетками стояли, не отряхиваясь от снега, деревья.

Когда вышли на просторную улицу, Яшка Бочков восхищенно произнес, оглядев взявшихся за руки ребят:

— Как в праздник, вместе!

Кто-то скептически сказал:

— Какой же это праздник — прошлись и все. Вот если бы в ресторан всей братвой!

— Чего выдумал! — строго прикрикнул Дуванов.

Еще раз пожали Косте руку и разошлись. Федор ушел в подъезд, а Костя стал смотреть вслед уходящим. Хотелось каждого из них догнать и сказать им хорошие, греющие душу слова. И подумалось Косте: много в нем силы и радости, и, коль верят в него люди, он всегда будет богат силой и радостью…

Он легко дернул к себе дверь и заспешил, застучал по лестнице. Открыл дверь в свою комнату и чуть не ударился лбом о зеркало, вделанное в дверцу гардероба. Увидел свое потное смеющееся лицо в ярких конопушках.

— Закрой гардероб, — хмуро сказал Федор.