Верность

– Вот смотрите, вот ваш пай, вот то, что вам положено от колхоза, – называет, сколько ему земли положено, сколько неугодий под выпас скота, сколько техники положено: – «Беларусь» без коробки передач и со старыми скатами.

– Як без коробки?!

– Вот так получается – это ваша доля. А от сеялки вам достанется только бункер, от плугов вам два лемеха. Посмотрите, пожалуйста, – всё по паям, всё разложено.

– Дык, дык… Як же так?

– Разделите паи. Не вы же один работали, всё колхозное, всем должны поровну.

– Як поровну? Так вон Петро всю жизнь тилько водку жрал, а я работал, и дети мои работали, як так?

– Вы деньги получали за то, что работали. А пай – это, видите ли, доля, размер которой зависит от того, сколько человек работало, сколько отработали, такая и доля… Здесь уже закон работает.

– Дык, як же так? Мне, значит, тилько без коробки, а где же я коробку возьму?

– Я вас и спрашиваю, как вы будете работать? У вас нет ни трактора, ни плуга, ничего…

– Дык, дык, як же так?

– Я думаю, что так, как предлагает председатель – разделят паи, вот на эти паи вы будете получать долю прибыли.

– Як так, долю прибыли? Я буду вкалывать, Петро водку жрать, и будем одинаково получать?

– Да нет, не одинаково! За работу вы будете получать зарплату – деньги, которые вы заработали, а на пай – ту долю от прибыли, которую получит колхоз.

– Дык, Петро не будет работать – будет водку жрать.

– Так вот здесь и будет так: тот, кто работает на пай, получает сто процентов, а тот, кто, допустим, «водку жрал», тот на пай будет получать шестьдесят процентов.

– Дык, як же так?

– Чтобы получить прибыль, её надо заработать. Так эту прибыль надо будет делить так: кто работал, тому сто процентов на пай, а кто, как ты говоришь, «водку жрал», тому пятьдесят или шестьдесят процентов. А на социальные нужные и прочие общественно-колхозные расходы средства буду отчисляться из общей прибыли. И если это утвердят на колхозном собрании, то это будет уже в форме закона.

– Дык, як же так?

– Так! Если согласны работать, председатель гарантирует, что зарплата будет дважды в месяц – первого и пятнадцатого числа. Не такая, как сегодня в Москве, но это будет стабильная зарплата, размер которой будет зависеть от выполненной работы.

– Это надо подумать.

Он почесал себе затылок, а мужчина говорит:

– Подумайте, посовещайтесь с казаками.

Я сижу, молчу, а он говорит за меня, и причём такие вещи, которые мне в голову приходили, но я никак не мог их сформулировать. А он… Откуда он знает, сколько кому причитается?

– Я что-то не так сказал? Вы не вступали в разговор, – обратился он ко мне, когда казак ушёл.

– Всё так, только откуда я деньги возьму?

– Деньги можно взять, конечно. Я могу на какой-то период, допустим, под небольшой процент дать кредит, но с одним условием.

– С каким?

Он подошёл к карте и показал:

– Вот это вот неугодье вы мне продадите. Денег, которые вы получите за этот участок, вам хватит, чтобы рассчитаться с кредитами, выплатить зарплату, и в дальнейшем кое-какие деньги у вас останутся, чтобы обновить технику и для осени закупить солярку.

– Как? За что такие деньги? Это неугодья, и земля эта стоит копейки.

– Это она сейчас стоит, а я вам заплачу за землю столько, сколько она будет стоить через десять лет. Это чтобы потом вас не обвинили, что вы слишком продешевили или, хуже того, что вы взятку взяли, чтобы продать эту землю. Поэтому все будет оформлено договором, будет одобрено на общем собрании. Конечно, многих эта сумма, которую я вам заплачу за эту землю, даже в ужас может привести, но тем не менее денег этих земля стоит.

Я хорошо знал эту землю, там вообще гравий находится сверху, иногда его даже Кубань подтапливала, но я согласился. Выбирать было не из чего. Я вызвал своего зама, у того глазищи красные, голова болит, я понимаю, что тот уже опохмелился. И тут я спохватился, думаю: странно, что же мне-то опохмелиться не хочется? Да и голова уже не болит…

Оговорили с замом. Договорились завтра обсудить на правлении.

Домой приехал поздно вечером. Жена собрала ужин. Она видела, какой я вчера пришёл, поэтому поставила на стол бутылку водки. Представляешь, меня аж передёрнуло, до того мне её не хочется. Думаю, это мне-то, который никогда не отказывался выпить. Думаю: дай-ка я всё-таки попробую налить. А у меня, понимаешь, такое отвращение, такая неприязнь, что трудно объяснить. Говорю, убери её с глаз, не могу на неё смотреть. Жена удивилась, но с удовольствием убрала её со стола.

На следующий день я собрал правление колхоза, объяснил предложение, рассказал о том, как можно сохранить колхоз, – всё, как вчера Пётр Васильевич говорил. Ещё для большего убеждения я пригласил Ивана, которого вчера Пётр Васильевич за пять минут убедил, что из колхоза выходить нельзя. Иван сидел в уголке, слушал, а потом поднялся и сказал:

– Вы тут как хотите, а колхоз должен остаться колхозом. Никакой казак не будет лопатой работать, надо технику. Гуртом будем работать, не надо никакой делёжки. Надо работать колхозом.