Верность

Да какое там угощение… Возьмёшь кусочек, чуть-чуть откусишь, а остаток подальше в кармашек положишь, чтобы дома потом его по маленькой крошечке скушать. А у неё целые плитки были. Мы не знали, чем её отец занимается, что делает…

Время шло. Вдруг, помнишь, в школах ввели форму: девочки должны ходить в платьицах и фартуках. Вы, мальчишки, ещё долго ходили кто в чём, а для девочек почему-то ввели форму. Вот здесь-то, представляешь, все и уравнялись, теперь она не выглядела такой «картинкой». Когда в пятый-шестой класс пошли, пацаны не на неё обращали внимания, а больше на меня, поскольку теперь вас интересовало не то, что надето на девчонке, а что под одеждой. А я быстро развивалась, быстро грудь стала расти. Я стала замечать, как мальчишки шепчутся да поглядывают на меня. Потом начали записочки подбрасывать. Но время шло, жизнь брала, как говорится, своё, налаживалась. Уже можно было и на бабушкину зарплату чего-то купить. А я начинала пионервожатой в младших классах и репетиторством, как сейчас говорят, занималась. Правда, с отстающими занималась не за деньги, но благодарные родители иногда мне кое-что давали. Тогда деньгами не принято было платить, поэтому когда обувь дадут, когда платьице. Не новые, конечно, но в то время и это было очень большим подспорьем. Так что я с удовольствием занималась со всеми отстающими, тем более что училась хорошо.

Когда пошли в седьмой класс, Элка предложила мне сидеть вместе за одной партой.

Уж не знаю, почему она выбрала меня, ведь могла выбрать любую девчонку. Потом как-то раз она пригласила меня к себе домой. Никто из девчонок раньше у неё дома не бывал. Я согласилась. Пошли к ней: отдельный огороженный коттедж, сад, охранник, домработница. Представляешь, в то время у них в доме были тапочки. Вошли, разулись, она и мне подала тапочки. И самое удивительное (мне уже было тогда четырнадцать лет): я впервые увидела в квартире ванну, самую настоящую, с горячей водой, которую Элла могла принимать хоть каждый день. Ей не надо было ходить на улицу с ведром, чтобы набрать воды из общественной колонки, подогревать её для умывания, а она могла просто открыть кран, и оттуда шла горячая вода. А если захочет, так могла полежать в ванне, наполненной тёплой водой, или душ принять! Такого блаженства мы, дети войны, и представить себе не могли, а вот, оказывается, рядом жила девочка, которая могла такими благами пользоваться. Потом она пригласила меня пить чай, сказав что-то домработнице.

Мы прошли на кухню, а там чего только не было… И чашечки для кофе, и чашки для чая, кружки для молока, стаканы и прочее, и прочее. У нас с бабушкой по ложке, по вилке алюминиевой, две миски, сковородка и чугунок – вот и вся наша кухонная утварь. Здесь чего только не было: кастрюля большая и кастрюлька маленькая, сковородочка маленькая и сковородка большая, а в зеркальном шкафчике всякие красивые вещи: какие-то бокалы, фужеры, стаканы, которые переливались всеми цветами радуги. Потом домработница нам поставила чашки, налила чай и подала печенье. А печенье какое было! Ой, ужас! Мне хотелось всё это съесть, но я, конечно, сдержалась, съела только две штучки. А Элла говорит:

– Хочешь – ешь, хочешь – с собой возьми.

А как с собой возьмёшь, хотя так хотелось взять…

Попили чаю, пошли в её комнату. А в её комнате! Кровать, стол письменный, стол журнальный, диван, на полу ковёр очень мягкий. Мы поиграли в игрушки. Да, это у нас были куклы тряпочные, а у неё настоящие куклы, из плексигласа, с головами и глазами. Одна кукла могла даже разговаривать: возьмёшь её, положишь на руку, и она говорит «мама». Одна из кукол на меня была похожа: такого же цвета волосы и глаза. Элла говорит:

– Вот, смотри, на тебя похожа, ну прямо как твоя дочь.

Потом сели делать уроки. Вдруг раздался стук и мужской голос:

– Можно к вам?

Зашёл Элкин отец. Господи, я как на него посмотрела, так и не могла глаз оторвать: высокий, стройный, мужественный.

– О, какая красавица к нам в гости пришла! – сказал её отец.

Положил руку мне на голову, а я не могу ничего вымолвить. Чувствовала тепло его руки, такой сильной, и мне так было приятно, что я обомлела, у меня перехватило дыхание: не могу ни вздохнуть, ни выдохнуть, а сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Он посмотрел на меня:

– Как тебя звать, девочка?

А я не могу слова вымолвить, за меня ответила Элка. Он одну руку положил мне на голову, вторая лежала на столе. Я посмотрела на его руку. Пальцы были чистые, ногти ухоженные, не было ни одной заусеницы. И посмотрела на свою руку с обкусанными ногтями, заусеницами, чернильными пятнами на правой руке.

– Вы не засиживайтесь, составьте мне компанию поужинать. – Повернулся и вышел.

Господи, я смотрю на свои руки и думаю: этот человек видел мои руки! Наверное, подумал: какую замарашку привела его дочь к ним домой. Мне так стыдно стало, так неудобно, что я принялась собирать свои тетрадки в сумку. Элла спросила:

– Ты куда?

Я ей ответила:

– Извини, забыла сказать, что бабушка просила вернуться сегодня пораньше.